Книга Белый лебедь - Линда Френсис Ли

— Эммелайн, — прошептал он потрясение.

Но она уже не слушала его. Она пришла в отчаяние от того, что никогда больше не увидится с этим человеком. Она заслужила немного счастья, и она когда-нибудь найдет его.

Но, открыв дверь, она похолодела. Голова у нее закружилась, и она поняла, что прозрение пришло к ней слишком поздно.

На пороге стоял Грейсон.

Глава 23

Грейсон стоял на пороге комнаты номер 3А, пытаясь осознать, что происходит.

Его мать с каким-то мужчиной.

Мысли его теснились в голове, и он не мог разобраться в охвативших его чувствах. Он напрягся, как будто его ударили под дых.

Отчаянно торопясь в «Куинси-Хаус», он страстно желал, чтобы эти несколько наспех нацарапанных слов оказались глупой шуткой. Эммелайн Хоторн не станет крадучись уходить из дома на запретное свидание в дешевый пансион для мужчин. Эта мысль казалась абсурдной.

Скорее всего существует какое-то другое объяснение.

Но вот он стоит в полутемном коридоре, и его мать смотрит на него со стыдом и отчаянием. Она без шляпы, волосы растрепаны, незнакомый мужчина стоит возле железной кровати. Грейсон не мог больше утешать себя тем, что это шутка.

Значит, несколькими неделями раньше он видел свою мать с каким-то мужчиной. Его мать тогда выглядела такой молодой и оживленной, что даже друзья и знакомые заметили происшедшую в ней перемену.

И его боль сменилась негодованием. Негодованию он обрадовался, негодование — вещь для него понятная.

Он перевел взгляд с женщины, давшей ему жизнь, на мужчину, который посмел прикоснуться к его матери.

Грейсон впервые видел его вблизи, и на какое-то мгновение он смутился. В этом человеке было что-то знакомое, он был очень похож на кого-то из членов семьи Хоторн.

Но Эммелайн схватила его за руку, и чары развеялись.

— Грейсон, — неуверенно начала она, пытаясь найти слова для объяснения. — Это не то, что ты думаешь.

— Черта с два!

Его реакция была примитивной, но он и не старался придумать что-то новое. Он отодвинул мать в сторону, вошел в комнату как человек, облеченный властью, и вцепился в воротник мужчины. Грейсон не заметил на его лице ни удивления, ни раскаяния. Он ударил его о стену. Картины задрожали, и мужчина застонал. Но Грейсону было наплевать.

Не раздумывая, правильно ли он поступает, он сдавил сильную шею незнакомца, подталкиваемый яростью и бешенством — яростью, которая родилась в крохотной мансарде в Кембридже.

— Грейсон!

Эммелайн бросилась к нему, повисла у него на руке, изо всех сил стараясь его оттащить. Но он не замечал ее. Давно сдерживаемая ярость вырвалась на волю, обволакивая его и сводя с ума. Но его это не остановило.

Он еще крепче сжал пальцы, и человек побагровел, задыхаясь.

— Грейсон, ты делаешь ему больно!

— Стараюсь, — буркнул он. Эммелайн побледнела.

— Тогда тебе придется причинить боль и мне, потому что я так же виновата, как и Ричард.

Ричард.

Это имя резануло его. Она зовет его по имени. Значит — близость.

Грейсон взревел и разжал руки. Дыхание вылетало из его груди короткими прерывистыми залпами. Он медленно перевел взгляд с матери на незнакомца.

— Держитесь от нее подальше, — прошипел он. — Иначе в другой раз вы так дешево не отделаетесь.

Ричард тяжело съехал по стене, сжимая руками горло. Не глядя на него, Грейсон властно взял мать за руку и вывел из комнаты, потом из гостиницы. Точно рассерженный родитель, уводящий дочь — прогульщицу, он втолкнул ее в экипаж. Оказавшись в карете, Эммелайн выдернула руку.

— Грейсон Хоторн, мне не три года! — Он хмуро взглянул на нее.

— Я знаю. Вы моя мать. — Она отвела взгляд.

— Как бы то ни было, ведь ничего же не случилось. По крайней мере серьезного.

— Я нахожу вас в номере гостиницы наедине с мужчиной, не являющимся вашим мужем, и вы утверждаете, что это несерьезно?

Она посмотрела на него тяжелым взглядом и вздохнула:

— Ах, Грейсон, жизнь состоит не только из белого и черного цветов. В ней порой встречаются серые оттенки, в которых ты никогда не пытался разобраться.

— А любовная связь — это один из оттенков серого? — Она закрыла глаза, и ему показалось, что она враз постарела. Грейсону стало стыдно.

Экипаж ехал по улицам, приближаясь к миру, который был им хорошо знаком, и у Грейсона мелькнула мысль, что все это дурной сон. Глядя на мать, он видел знакомое лицо и ясные голубые глаза и поверить не мог, что она способна нарушить супружескую верность.

Но тут карета подпрыгнула на ухабе, его мысли изменили направление, безжалостно напомнив ему о реальности.

— Нет, — ответила она. — Любовная связь — это просто плохо. Но жизнь не так проста. Дороги, которые ведут нас туда, где закончится наша жизнь, никогда не бывают прямыми и ясными.

Грейсон смотрел прямо перед собой.

— Если ты считаешь, что должен все рассказать отцу, я пойму.

Они подъехали к Хоторн-Хаусу, и прежде чем он успел помочь ей, она выпрыгнула из кареты. Он хотел пойти за ней, но она его остановила.

— Твой отец по субботам во второй половине дня бывает в своем клубе. Без сомнения, ты найдешь его там.

Она пошла к двери и ни разу не обернулась.

Извозчик спросил его, куда ехать, и Грейсон велел трогать. Он не знал, куда направляется. Ему было все равно. Ему нужно было время, чтобы подумать. Но ехать к отцу он не собирался.

Они ехали вперед, пока не оказались у «Белого лебедя». Разве не всегда с ним так бывало? Почему-то любая дорога приводила его к Софи.

Но едва он вошел в дом, как появилась Маргарет, машущая рукой, как будто хотела выгнать его.

— Я этого не потерплю! У Софи сегодня концерт. Ей нужны тишина и покой, а не постоянное хлопанье дверьми и появление всякого, кому вздумается зайти.

— О чем вы говорите?

— Сначала вы, потом ваш брат, потом этот дворецкий, а теперь еще и ваш отец.

— Мой отец? — спросил он голосом, не предвещающим ничего хорошего.

— Да! Он в вашей конторе. Это никуда не годится. Софи необходимо подготовиться к вечеру!

Грейсон сильно удивился, обнаружив, что его отец стоит у письменного стола.

— Ты намереваешься все мне рассказать или будешь скрывать правду?

Грейсон не сразу понял, что его безупречно благопристойный отец выпил.

— О чем вы говорите? — осторожно осведомился он.

— Ты прекрасно знаешь о чем. О твоей матери и Ричарде Смизи!