Книга Я, которой не было - Майгулль Аксельссон

— Не знаю.

Она выпрямляется. Мгновение они глядят друг на друга, а потом Сверкер откидывается на подголовник и отводит взгляд.

Мэри слышит стук собственных каблуков по полу, пока идет к двери.

Трогаюсь с места и потихоньку еду по узкой лесной дороге, больно закусив губу, пытаясь убедиться в том, что действительно существую. Не получается. Смотрю и не могу оторваться, как Мэри застегивает куртку, стоя в холле, я должна видеть, как она взглянет в зеркало, прежде чем открыть дверь, видеть, как она закроет ее за собой и в самом деле спустится с крыльца.

Она спускается.

Сгребает в горсть связку ключей в кармане, пока идет к гаражу, кончиками пальцев щупает их и перебирает и находит нужный ключ как раз у гаражных ворот. Тут же открывает их и включает свет. Там две машины — инвалидный фургон и красный «пассат». Ее автомобиль. Ее собственный, которым она не пользовалась много месяцев. Однако заводится он немедленно, едва она поворачивает ключ, и мужской голос в радиоприемнике начинает говорить с середины фразы. Мэри дает задний ход и осторожно выезжает из гаража.

А я уже выехала на асфальт и дальше на шоссе. Переключаюсь на третью скорость и выжимаю педаль до упора.

Удивительно, как трудно в Несшё найти, где припарковаться: вроде бы маленький городок, но машины везде. Суббота. Все отправились за покупками. Приходится покружить, прежде чем нахожу пустой прямоугольник на Мариегатан, прямо перед большой церковью. В Несшё церкви и молельные дома в каждом переулке. Но жители Несшё чтят не только Бога, они всегда истово воздавали дань Маммоне. И теперь то же самое, я убеждаюсь в этом, выходя из машины и осматриваясь. Людей почти не видно, но вдоль тротуаров — строй новеньких сверкающих автомобилей. Моя «тойота» на их фоне кажется грязноватой. Осматриваю свою куртку. И она тоже грязная? Достаточно ли у меня опрятный и ухоженный вид, чтобы ходить среди опрятных и ухоженных обитателей Несшё солнечным субботним утром?

Забросив сумку на плечо, шагаю вперед. Ничего, сойдет. Бояться нечего, прошло больше тридцати лет с тех пор, как я уехала из Несшё, и двадцать — с тех пор, как нет Херберта и Ренате. Никто меня не узнает.

Но я забыла об одной личности, а между тем ее следовало бы принять в расчет. Поэтому замираю на полушаге, сворачивая с Мариегатан и вдруг слыша оклик:

— Привет, МэриМари.

Вглядываюсь в коротко стриженного мужчину моих лет, совершенно незнакомого мужчину, что стоит, небрежно прислонившись к витрине, некогда принадлежавшей шляпному магазину — «Шляпы от Сони», — куда мама, сколько помню, регулярно заходила один раз в три года. Он улыбается.

— Сколько лет, сколько зим. Где ты была?

И только теперь до меня доходит, кто это. Стенли Эстберг. Суперэкстраверт. Ходячая перепись населения. Кругленький и довольно странный человечек с одним-единственным дарованием — способностью запоминать по имени и в лицо всех встреченных людей. Когда-то это был подросток, знавший всех подростков Несшё, незнакомый мальчишка, поражавший тихих и одиноких девочек вроде меня тем, что неожиданно здоровался и принимался болтать, словно мы знакомы с детского сада. Я не видела его много лет, и вот он стоит и улыбается мне, мальчишка средних лет, который помнит девчонку, которой я когда-то была. Нерешительно улыбаюсь в ответ. Что еще он помнит?

— Много где.

— А что Сверкер? И как остальные из твоей компании?

Недоуменно таращусь на него, пока не вспоминаю, что Стенли Эстберг встречался со всем Бильярдным клубом «Будущее». Было это летним днем, когда мы все приехали на рынок за овощами и фруктами, он стоял, как и сейчас, небрежно прислоняясь к стене дома, и, увидев меня, окликнул. Мэри! Или Мари! Я замерла по старой привычке, в Несшё каждый замирает, если Стенли Эстберг окликнет по имени. На его лице читалось явное облегчение, когда Сверкер, обняв меня за плечи, объяснил, что теперь меня зовут МэриМари. Думаю, неопределенность моего имени его беспокоила все это время, но он не подавал виду и приступил к допросу остальных, регистрируя Мод и Магнуса, Анну и Пера, Сисселу и Торстена. Прошло больше пятнадцати лет, но что такое время для Стенли Эстберга? Он запомнил всех и навсегда.

— Мод переехала сюда, — сообщает он. — Работает стоматологом на Лонггатан.

Киваю. Что ж. Скоро десять лет, как она там работает.

— А Магнус вроде как художник. Они живут за городом, в Хестеруме.

— Это я знаю.

— Хотя сегодня-то они в городе, — продолжает Стенли Эстберг. — Только что мимо меня прошли.

Пытаюсь сохранять невозмутимость.

— А куда они пошли?

— На рынок, — говорит Стенли Эстберг. — Я так думаю. Суббота ведь.

Ага. Теперь я знаю, куда я не пойду.

Семь лет я не была в настоящем супермаркете, и поначалу даже дыхание перехватывает, я забываю, что надо быть обычной и незаметной, просто застываю с тележкой и не могу отвести глаз от фруктового изобилия. Яблоки. Апельсины. Дыни. Красно-зеленые манго. Клубника в маленьких лоточках. Малина в лоточках еще меньше. Киви. Виноград. И прежде всего: маленькая желтая матка с исходящей соком внутренней мякотью. Спелая папайя. Потрясающая спелая папайя.

И все это я хочу. Все это будет мое.

Хватаю несколько пакетов сразу, наполняю один за другим и складываю в тележку, когда вдруг спохватываюсь, что надо быть поосмотрительней. Моя наличность скоро иссякнет. Никак нельзя потратить больше четырехсот крон, у меня в кошельке единственная пятисотка, и хотя бы сотню нужно оставить на всякий случай — до понедельника, когда банки откроются.

Я смотрю на фрукты в тележке, я понятия не имею, сколько они стоят. Может, они сильно подорожали за последние годы? Нагибаюсь и разглядываю ценники на фруктовом стеллаже, чувствуя, как капельки пота выступают из пор на носу. Денег ведь должно хватить не только на фрукты, а если мне придется что-то из покупок оставить на кассе, это неизбежно привлечет внимание. Я же знаю Несшё. Кто-то окажется в очереди позади меня, станет свидетелем всего действа и внезапно вспомнит, кто я и что я сделала, а потом и часа не пройдет, как этот кто-то все расскажет многим другим, и тогда конец — весь Несшё узнает, что МэриМари Сундин вернулась. Та, что жила когда-то возле спорткомплекса и о которой потом столько писали в газетах. Убийца.

Зачем я сюда поехала? Можно ведь было отправиться в Иончёпинг, там никто не знает, ни кто я, ни кем была.

Я как раз поднимала пакет с апельсинами, прикидывая, сколько они весят и сколько могут стоить, когда кто-то опять произнес мое имя. Я узнаю голос, узнаю, кто это, раньше, чем поворачиваюсь. Святоша. В мозгу проносится решение. В будущем покупаю продукты только в Йончёпинге. Всегда.

Он и сегодня в черной водолазке, но вид у него не такой благостный, как вчера, скорее усталый и какой-то потертый. В одной руке пластмассовая корзина, в другой зеленый пакет из «Сюстембулагета».[56]Пьет, что ли? Он с интересом смотрит в мою тележку, но от комментариев воздерживается и только спрашивает: