Книга Нашествие - Игорь Пронин

— Да, — равнодушно согласился Клаус, который знал, что с ним такого не случится.

По нужде никого не отпускали, гадили тут же, под себя. Двое или трое, сговорившись, кинулись вдруг на одного воина, но тот легко отбился, умело орудуя ножнами. К нему тут же подошли товарищи, на ходу обнажая сабли. Виновных быстро и хладнокровно зарубили. Люди вокруг молча прикрывались руками от летящей крови. На время все притихли.

— Атори! — с презрением сказал один из убийц, вытирая саблю о траву.

И добавил что-то на языке, которого Клаус не знал. Вскоре ему пришлось этот язык выучить, собственно, тем он и заслужил благосклонность Пана — способных к языкам среди новых было маловато. Довольно простой язык, если не считать обилия шипящих звуков. Чтобы их правильно произносить, нужно всерьез заняться языком — не тем, который служит для передачи мыслей, а тем, что болтается во рту и служит для передачи звуков.

О том, что у воинов раздвоенные языки, узнали некоторое время спустя. Пленников по одному отводили в сторону, где стоял складной столик. Спрашивали еще раз, уже подробнее, как зовут и чем провинился, уточняли образование и профессию, интересовались здоровьем, разглядывали тела. Все записывали. Клаус уже согласился с Виктором, что в этом неизвестном мире возникла человеческая колония, ведущая борьбу против аборигенов, когда вдруг кто-то сказал про языки.

— Клянется, что у них языки змеиные! — передал Виктор, обладавший не только зрением, но и слухом недюжинным. — Во дела! Выходит, они не люди?

Теперь все стали заглядывать воинам в рот, а те, казалось, специально давали такую возможность. Клаус без очков сам мало что мог разглядеть, но пришлось поверить рассказам. Тут же начали перешептываться активнее, роль лидера взял на себя чернокожий толстяк.

— Говорят, раз не люди, то надеяться не на что, — передал Виктор. — Говорят, надо кидаться всем сразу.

— Козлы!.. — прошипела женщина со сломанными руками, непонятно кого имея в виду. Скорее всего всех. — Козлы!..

— Боязно, Клаус, — поделился Виктор очередным соображением. — Нас, конечно, трое на одного, но уж очень ловко эти аборигены сабельками машут. Привычные они. А этот толстый, Жюль, говорит, что люди, наверное, там, где нам сказали тихо идти. Надо туда бежать, а тут хана.

— Зачем же тогда записывают? — усомнился Клаус, и тут позвали его.

Он не мог разглядеть, но по тому, что каждое его слово тут же переводили для писца на шипящий язык, понял, что список составляется никак не по-английски.

— Имя?

— Клаус Домбровски.

— Будешь просто Клаус, нечего бумагу марать. — У бородача вышло «Кляусш».

Снова пришлось рассказать обо всем, теперь не перебивали. Пощупали мускулы, заглянули в глаза. Даже попросили сосчитать, сколько пальцев на вытянутой руке, — Клаус мог только утверждать, что рука поднята одна, больше ничего.

— Плохо, — покачал головой бородач. — Техникой увлекался? Оружием? Мастерить, может, что-то умеешь? Припоминай.

Их очень заинтересовали познания Клауса во взрывном деле, но он мало что мог сказать. Рецепт да, в общих чертах помнил, а вот технологии приготовления смеси не знал. Где брать компоненты?

— Они покупали где-то, — только и смог сказать Клаус.

— Плохо, — вздохнул бородач. Все вы умники, да только без магазинов, где можно что-то купить, ничего сделать не можете. Вчера вон один про компьютеры заливался. Я говорю: что надо, чтобы сделать? Он давай пальцы загибать… Тьфу!

— Я же тебе объяснял! — усмехнулся один из воинов. — В большом мире не так много по-настоящему головастых. И их сюда не забрасывают.

— Не выбрасывают, скажи лучше.

— А вы кто? — набрался смелости Клаус. — Вы — люди или нет?

— Сам решай, — предложил бородач и высунул язык. Все засмеялись. Клаус тоже улыбнулся, но вышло жалко.

— Хочешь, я тебе такой же сделаю? Чик! — Перед лицом Клауса закачался нож. — Чик-чик! Хотя тебе это не светит.

— Почему? Он здоровый, смирный.

— А глаза?

Бородач поморщился и заговорил с писцом на своем языке. Тот, почесав за ухом, изрек что-то, не глядя на Клауса, и командир согласно кивнул:

— Ладно, шагай пока.

Люди шептались. Восстание что-то никак не начиналось, а тут еще Клаус рассказал про «чик-чик». Добавить ничего не смог и за это был обозван. Жюлем — «лохом вонючим», а соседкой — «козлом», конечно. Однако напряжение несколько спало.

Последней оказалась как раз та женщина. Довольно скоро она начала кричать, даже попыталась ударом ноги перевернуть столик, и писец быстро отошел от нее, складывая бумаги. Скандалистку приволокли обратно прямо за сломанные руки. Воины перебросились несколькими словами, и Клаус узнал сразу два: «атори» и что-то вроде «наркоман». Он посмотрел в глаза женщины и понял, что внутри у нее болит гораздо сильнее, чем снаружи.

Писец вышел вперед и, коверкая звуки, начал выкрикивать имена. Названный должен был отойти от остальных и ждать команды. Всего таких набралось человек двадцать, в том числе Клаус. Ни Виктор, ни наркоманка, ни Жюль в это число не попали. Как только писец закончил, воины обнажили сабли.

Такого хладнокровного истребления Клаус не видел ни в одном фильме. Воины не старались убить с первого удара, просто рубили и рубили, выполняя свою работу. Кто-то побежал, Жюль кинулся на врагов, но его тут же свалил выстрел из арбалета, а бежавший сам накололся на острие.

— Вы! — приказал бородач оставшимся в живых. — Берете трупы и тащите к лесу. Далеко в кусты не надо, волки быстро разберутся. По двое, начинай! Бежать ни к чему, вам повезло.

— Что значит «повезло»? — спросил лысый человек с вытатуроваинй на макушке паутиной. — Что с нами будет?

— Будете одними из нас, вот что. Пошевеливайтесь, потому что как закончите, отправимся в лагерь. Хорошо бы успеть до ужина, там вас ждет нормальная еда и одежда. Кстати, меня зовут Граун, я из Соша.

Почему-то это всех успокоило. Если представился, значит, считает за людей. Пока таскали тела, Клауса два раза стошнило, считай остался без завтрака. Так ему и сказал напарник по имени Ровари.

— Ты не будь хлюпиком. — добавил он. — Здесь нельзя быть хлюпиком. Пока нам везет, но в этом мире не выживают люди, не способные зарезать десятерых, глазом не моргнув. Это сразу видно.

И еще он сказал, что осужден за убийство заложников.

— Копы взялись водить меня за нос. И я оскорбился, понимаешь? Я — мужчина, не надо брать меня на слабо. Я обещал убивать каждые полчаса и сделал это. А когда начался штурм, прикончил и остальных. Мог застрелиться, но подумал: я что, боюсь чего-то?

Ровари производил впечатление сумасшедшею, но только, когда говорил. Вел он себя тихо, спокойно, даже доброжелательно. Когда с трупами было покончено, Граун построил всех — и своих людей, и бывших пленников.