Книга Голгофа XXI - Елизавета Ельская

Святослав тем временем занялся своим КОРом. Это оружие в походных условиях имело один недостаток: при сырой погоде оно нуждалось в тщательном уходе и периодической проверке, иначе его наиболее капризная половина — парализатор — могла отказать. Разобрав КОР, Святослав убедился, что все в порядке, и хотел было собрать его обратно, но тут заметил, что Симон начал упаковывать свой рюкзак.

«Похоже, он не собирается с нами завтракать и уже уходит», — подумал Святослав и, отложив КОР, поспешно направился к Иоанну, чтобы сообщить об этом. Сам он исчерпал все средства для примирения с Симоном, но, может, Иоанн предпримет еще одну попытку? Во всяком случае, следовало сказать ему, что Симон собирает вещи.

Получилось так, что в лагере остался один Симон, прочие же были у реки. Кирилл и Мария еще стояли на камне, поменявшись местами: Мария, опустившись на колени, умывалась, а Кирилл ждал ее. Святослав, пройдя мимо них, через десяток метров встретился с появившимся из-за куста Иоанном, который возвращался, набрав воды.

— Кажется, Симон покинет нас прямо сейчас, — сказал Святослав. — Он складывает вещички и, по-моему, настроен серьезно.

— Вот черт! Тебе не удалось уговорить его?

— Нет. Попробуй ты.

— Я уже пробовал, да все без толку… Ладно, хотя бы попрощаюсь с ним.

Святослав забрал у Иоанна ведро.

— Иди, я донесу. Мне он на прощание разве что по зубам даст. Надеюсь, тебе повезет больше.

Иоанн сделал всего пару шагов, как вдруг из-за изгиба реки лавиной выкатилась стая диких псов. Встреча с такой стаей для человека означала схватку не на жизнь, а на смерть. Волки убивали, когда были голодны, а дикие собаки убивали всегда. Они бежали по берегу между рекой и холмом, стремительно надвигаясь на лагерь, где был один Симон. Однако для него там имелось безопасное убежище — крепкое высокое дерево с ветвями, начинавшимися на высоте человеческого роста. Симону было достаточно ухватиться за нижнюю ветку, подтянуться и затем перебраться повыше, чтобы стать недосягаемым для стаи. В отличие от него прочим, хотя они находились дальше от стаи, деваться было некуда, рядом рос лишь редкий кустарник. И на всех четверых единственным оружием был КОР Иоанна. Симон, даже стреляя с обеих рук, из КОРа и автомата одновременно, не смог бы остановить поток темных спин и оскаленных морд. Попытайся он это сделать — и стая смела бы его, после чего разорвала бы и остальных. Очевидно, Симон понял это сразу, потому что даже не взял в руки автомат. Он сначала оглянулся на застигнутую врасплох у воды четверку, затем метнулся к импульсару. Одного выстрела из импульсара в центр стаи было достаточно, чтобы покончить с ней, но расстояние между псами и Симоном было уже слишком мало, передних отделяло от него всего несколько прыжков. Прикончив стаю, он неизбежно погиб бы и сам, очутившись внутри смертельной зоны. Несмотря на это, он схватил ипмпульсар и крикнул:

— Глаза! Закройте глаза!

Серый рассвет прорезала ослепительная белая молния, показавшаяся невероятно яркой даже через зажмуренные веки. Вспышка, докатившаяся до них приливом тошноты и головокружения. Когда в следующую секунду они открыли глаза, все было кончено, стремительно мчавшаяся стая превратилась в груду трупов, а всего в пяти метрах от бежавшего первым крупного серо-бурого вожака, похожего на овчарку, неподвижно лежал на боку Симон, лицом вниз, рядом с выпавшим из его рук импульсаром. Все бросились к нему. Он был еще жив. Иоанн и Святослав перевернули его на спину. Кровь пузырилась на его губах и текла из носа и ушей, а глаза, хотя были открыты, уже ничего не видели — от разряда импульсара лопались мелкие сосуды.

— Симон, — позвал Иоанн, осторожно сжав его пальцы.

Свободная рука Симона зашевелилась, словно он что-то искал на ощупь, и успокоилась, когда Святослав накрыл ее своей ладонью. Окрашенные кровью губы Симона дрогнули.

— Вы оба… задницы… но я бы… не ушел, — с трудом выговорил он.

Наверное, он очень хотел сказать им это, потому что в его чертах сквозь маску боли проступило умиротворение, а потом на лицо пала тень смерти.

Они похоронили его в полукилометре от реки, по другую сторону холма. Если б Фаддей не был предателем, они бы вырыли вторую могилу рядом с первой, а так, не сговариваясь, выбрали другое место.

Теперь их было всего четверо.

В этот день они прошли совсем немного. Настроение у всех было подавленное. Иоанн неизменно держался позади и на привалах отмалчивался, лишь односложно отвечая на обращенные к нему вопросы. За время похода он сблизился с Симоном и теперь переживал его смерть тяжелее других.

Под вечер они двигались кочковатым лугом, прижимаясь к кромке редкого леса. Сероватая пелена моросящего дождя скрывала тянувшуюся слева дорогу, на которую Святослав не решался выходить, хотя в такую погоду заметить их можно было, только столкнувшись нос к носу. Однако для некоторых видов датчиков дождь не являлся серьезной помехой, и как ни мала была вероятность того, что жандармы вышлют на дорогу машину, оснащенную техникой слежения, Святослав все же предпочитал не рисковать. Чем ближе подходили они к зоне, тем осторожнее следовало себя вести.

Оступившись, Иоанн едва не потерял равновесие, с трудом удержавшись на ногах под тяжестью рюкзака.

— Встряхнись, — жестко сказал ему Святослав. — Смотри под ноги и думай о том, что видишь. О том, куда поставить ногу, чтобы не грохнуться, и где укрыться, если заметим что-либо подозрительное. Все прочее выбрось из головы! Понятно?

Иоанн окинул его неприязненным взглядом и стал поправлять съехавший набок рюкзак. Святослав помог приладить рюкзак поудобнее, затем уже мягче продолжил:

— Иоанн, я тоже не бесчувственное бревно, как ты, наверно, сейчас подумал. Но Симон погиб не только ради нас, а и ради того, что мы должны сделать. Поэтому соберись! Каждому из нас предстоит поработать за двоих.

— Я готов, — буркнул Иоанн. — Поскользнуться каждый может — что ты ко мне прицепился?

— Ладно, забудем, — примирительно произнес Святослав. — Я тебе советую то, что мне самому не помешало бы…

Последние три смерти, Фомы, Филиппа и Симона — Фаддей был здесь не в счет, — легли на его сердце кровоточащим следом — неизбывной болью, которая останется с ним навсегда. Он знал, что со временем она притупится и, если ему суждено прожить долгие годы, даже забудется, отступив в туманную даль прошлого, но не исчезнет совсем, а лишь затихнет, чтобы внезапно, пробудившись от случайного намека или воспоминания, настигнуть его вновь, вспыхнув с режущей душу первоначальной остротой.

Когда едва-едва начало смеркаться, Святослав заявил, что на сегодня пройдено достаточно. Спешить пока было незачем: им надо добраться до зоны Долли не раньше, чем там после устроенного Филиппом представления все уляжется. Иоанн занялся приготовлением обеда, совмещенного с ужином, — днем они кое-как перекусили, не разогревая. Святослав подумал было, не освободить ли его от дежурства и не приготовить ли обед самому, но потом решил, что не стоит, дела все-таки отвлекают от невеселых мыслей.