Книга Голгофа XXI - Елизавета Ельская

Святослав спустился к реке, плеснул в лицо холодной воды, чтобы прогнать остатки цепкого сна, потом вернулся и, ни к кому не обращаясь, сказал:

— Я обещал Фаддею, что мы его похороним. Если не хотите, я займусь этим один.

Кирилл стиснул зубы так, что на скулах проступили желваки, затем процедил:

— Без меня, — и отошел в сторону.

Он уже узнал от Иоанна о смерти Книжника, и Святослав чувствовал, что Кирилла сейчас лучше не трогать. Впрочем, Святослав никому не собирался навязывать свое решение. Наметив место под могилу наверху, там, где он лежал в засаде, он наклонился над телом Фаддея, чтобы перетащить его туда. Чьи-то руки протянулись с другой стороны — Иоанн. Вдвоем они отнесли Фаддея наверх. Мария шла за ними следом. Когда начали копать могилу, к ним присоединился Симон.

Кирилл сидел у реки, на валуне возле самой воды, повернувшись спиной к каменистому склону холма.

Пока рыли яму, опускали туда тело и забрасывали землей, почти не разговаривали, а когда закончили, Святослав коротко сказал:

— Он сделал не все самое худшее из того, что мог сделать.

Все устали и решили сегодня дальше не идти, а Симон дальше вообще не собирался.

— Я здесь заночую и уйду завтра утром, — произнес он, не обращаясь ни к кому в отдельности.

— Давай поговорим, — предложил Святослав.

— Мне с тобой говорить не о чем, — ледяным тоном ответил Симон и отвернулся.

Если б он кричал и ругался, Святослав подумал бы, что еще есть шансы уговорить его, а холодная враждебность таких шансов не давала. Все же он предпринял еще одну попытку:

— Послушай, Симон, хочешь, врежь мне по морде. Я это переживу.

— Отвяжись! Иначе я уйду прямо сейчас.

«Он действительно уйдет… Вот незадача! Глупо все получилось. Никудышным командиром я оказался. Напрасно Филипп считал, что у меня получится лучше, чем у него. Наверно, Симон так взбеленился из-за „сыворотки правды“. Конечно, узнать, что кто-то постоянно подозревал тебя в предательстве, тоже приятного мало, но сыворотка — метод жандармов. Он воспринял это как подлый удар в спину с моей стороны».

Когда позже Святослав заговорил с Кириллом, тот тоже огрызнулся:

— Оставь меня в покое! Мне не нужны ни твои объяснения, ни извинения! Как ты посмел скрыть от меня смерть Книжника? Он мой отец — ты забыл об этом, забыл?! Или, по-твоему, я малолетний ребенок, за которого старшие решают, что ему надо знать, а что нет? Ты мне больше не друг. Скотина ты, вот кто!

«Ну, кому еще охота дать мне зуботычину и попинать, как грушу для битья? — подумал Святослав. — Подходите, не стесняйтесь!»

Мария сразу после похорон Фаддея улеглась спать. Иоанн, хотя тоже устал, пока не ложился и слонялся вокруг лагеря, не находя себе места. Было очевидно, что он переживает из-за ссоры с Симоном. По дороге к мосту Иоанн не раз пытался помириться с ним, но Симон не простил того, что он по указке Святослава заманил его в западню. Все старания Иоанна разбивались о полное враждебности молчание Симона, не отвечавшего ему ни слова.

День казался Святославу долгим и каким-то особенно унылым, видимо потому, что их маленький отряд оказался расколотым на две части. Разногласия случались и раньше, последнее, наиболее существенное, произошло совсем недавно, когда Симон, Иоанн и Кирилл втроем ушли к зоне, но тогда это было не по-настоящему, потому что на самом деле он вовсе не собирался поворачивать назад. А Симон действительно уходил от них…

Марии тоже не удалось переубедить его. Едва она заговорила о том, что он напрасно разозлился, как Симон грубовато отрезал, что в советах не нуждается и в своих делах разберется сам.

Поужинали рано, едва только начало смеркаться, и Святослав заявил, что будет дежурить первым и посидит подольше, потому что уже выспался, а потом две коротенькие смены достанутся Искариоту и Иоанну. Симона он не упомянул, поскольку тот уже был как бы сам по себе.

Все улеглись и, наверное, заснули, а Святослав сидел, глядя на реку. В ночной темноте она была почти невидима, выдавая себя лишь плеском волн да тянувшей с воды сыростью. Впрочем, сыро было везде. Над водой стлался туман, сквозь него смутно серел мост, на противоположной стороне поднималась вверх дорога, по которой все они недавно прошли. На этом берегу остался навсегда Фаддей. Их стало пятеро, а завтра будет четверо…

Среди ночи Симон вылез из спальника и удалился в темноту. Когда он вернулся и лег обратно, Святослав сказал:

— Знаешь, я собирался еще раз извиниться перед тобой, но потом передумал. Не за что мне просить у тебя прощения. Ни у тебя, ни у других, кого я подозревал. А подозревал я даже мертвых. После того как кто-то попытался убить Марию в зоне с тварями, мой список состоял из пятерых человек: тебя, Матфея, Фаддея, Иоанна и Фомы. После деревни сатанистов Фома перешел из группы живых подозреваемых в категорию мертвых, вместе с Матфеем. Я отвел ему последнее место, но полностью не исключал. Скажешь, что я сволочь? Скажи. Я и сам иногда так думаю. Фому мы все любили, и я поставил бы свою жизнь на то, что он невиновен, но не жизнь Долли. Почему ты претендуешь на то, чтобы я верил тебе больше, чем Фоме, например? Я был бы рад верить всем, но после гибели Книжника это стало невозможно. Думаешь, мне легко было тащить такой груз, о котором вы и понятия не имели? Легко перебирать имена, гадая, кто собирается подставить всех нас и Долли? Ломать голову над тем, как вывести предателя на чистую воду? Да, я ошибся. Сначала с тобой, потому что ты взял мой передатчик, а потом с Искариотом. Когда выяснилось, что ты ни при чем, я решил, что предатель Искариот. Мы дружим с детства, и все равно я подумал, что это он. Если я виноват перед тобой, тогда и перед другими, кого подозревал, тоже. А как мне было не подозревать их, когда я знал, что кто-то среди нас предатель? Если же ты злишься из-за «сыворотки правды», то объясни, как мне следовало поступить, как удостовериться в том, что ты не врешь. Придумаешь лучший способ — я попрошу прощения за то, что оказался тупицей и плохим командиром. А если нет, если ничего не придумаешь, тогда постарайся быть ко мне справедливым. И к Иоанну тоже. Поставь себя сначала на мое место, потом на его. Мы прошли вместе долгий путь, и это не слишком большое одолжение.

Симон не произнес в ответ ни слова и вообще никоим образом не подал вида, что слышал.

«Я сделал все, что мог, — подумал Святослав, — но, похоже, не нашел нужных слов. Или таких слов не существует вовсе…»

На рассвете все встали. Иоанн — он был дежурным — спустился к реке за водой, а Кирилл, раздевшись до пояса, умывался, расположившись на большом плоском камне, углом выступавшим в реку. Местечко было удобным, позволяя добраться до чистой воды, не пачкая сапоги на глинистой береговой кромке, и Мария, тоже облюбовав его, дожидалась своей очереди.

Иоанн недовольно сказал:

— Дали бы мне сначала воды набрать, а то замутили все, — и пошел выше по течению, отыскивая другое подходящее место, чтобы не лезть в грязь.