Книга Молчание мертвых - Бренда Новак

— Если человек, о котором я упомянул, даст показания, — продолжал. Кеннеди, надеясь убедить упрямца, — то за ним могут последовать другие. И кто знает, какие еще факты выйдут наружу, а?

— Жить с оглядкой — дело нелегкое, — согласился Клэй. — Поэтому я бы на твоем месте не искал неприятностей на свою голову, держался от проблем подальше и встречался бы с кем-нибудь еще. Грейс — девушка не для здешних. Она… — он сдвинул брови, подыскивая подходящее слово, — она слишком хороша для этого городишки.

Никогда прежде никто не говорил Кеннеди, что какая-то женщина слишком хороша для него. Но, помня о том, как он относился к Грейс в старших классах школы, ему ничего не оставалось, как только согласиться с выводом Клэя.

— Ей пришлось нелегко. Я знаю.

— Я сам о ней позабочусь, — с неожиданной горячностью заявил Клэй. — Так что, думаю, ты ей ни к чему.

Дверь открылась. За ней, завернувшись в простыню, стояла Александра.

— Привет, — сказала она и глуповато хихикнула. Кеннеди едва успел кивнуть — Клэй, оглянувшись через плечо, сказал ей подождать за дверью.

Надув обиженно губы, Александра тем не менее подчинилась, а у Кеннеди сложилось впечатление, что Клэй при малейшем непослушании запросто отправил бы ее восвояси. Он никогда не скрывал отсутствия глубоких чувств ни к ней, ни к другим женщинам, и, вероятно, именно его безразличие неизменно заставляло их снова и снова возвращаться к нему.

— Ты прав, — вздохнул Кеннеди.

Действительно, он сам усложняет все без особой надобности. Нужно лишь сторониться Грейс, как она и сама не раз ему говорила. Тогда все проблемы будут решены. И даже если правда вылезет наружу, ни его дети, ни его родители не пострадают. Жизнь будет течь в привычном русле.

— Спокойной ночи. — Он повернулся и пошел к машине.

Однако уже по пути домой Кеннеди обнаружил, что Грейс оставила сообщение на его сотовом.

«Привет, Кеннеди. Позвони мне, когда сможешь, хорошо?»

Он сказал себе, что не станет отвечать. Напомнил, что принял решение держаться в стороне от Монтгомери с их тайной. Сколько еще нужно услышать предупреждений, чтобы понять: этот путь ведет прямиком к неприятностям, а потому закрыт?

Но, едва отъехав от фермы Клэя, Кеннеди развернулся в противоположную сторону и покатил в город. Нет, он не станет звонить Грейс. Он повидает ее. Потому что в глубине души ему еще хотелось верить, что у них — если он ей дорог — остался шанс. Если он дорог ей настолько, чтобы поведать правду.

Глава 17

Сердце тревожно затрепетало, едва Грейс увидела свернувший на дорожку «эксплорер». После звонка на сотовый Кеннеди прошло два часа, и все это время она пыталась сочинить мало-мальски убедительное оправдание для своего опрометчивого поступка, но так ничего и не придумала. Истинная же причина заключалась в том, что ей просто захотелось услышать его голос.

— Грейс? Это я, — сказал он и, не дождавшись ответа, постучал еще раз.

Может быть, притвориться, что она уже спит? Или ее вообще нет дома? Но после разговора с матерью, после того, как они с Клэем убрались наконец в конторке преподобного и сложили в ящики все его вещи, Грейс ощутила прилив новых, свежих сил. Она как будто подвела черту под прошлым и стояла теперь на пороге чего-то необычного, неизведанного и прекрасного. И частью этого прекрасного был Кеннеди Арчер. Так или иначе все сходилось к нему, замыкалось на нем.

— Грейс? — позвал он во второй раз.

Она разгладила топ и юбку и, отбросив колебания, открыла дверь.

Кеннеди пробежал по ней жадным взглядом, словно хотел заключить в объятия. Но остался на месте, не сделав даже шага вперед.

— Привет.

Ощущение было такое, будто где-то внутри нее взмахнули крылышками сотни бабочек.

— Привет.

— Ты мне звонила?

В голове промелькнули те жалкие оправдания, что удалось изобрести за минувшие два часа. Хит позабыл плавки, и я подумала, что ты, может быть, захочешь их забрать… Я испекла булочки с корицей. Мальчики с удовольствием едят их за завтраком… Но зачем? Какой смысл что-то выдумывать?

— Да.

Он помолчал, ожидая, что она добавит что-то еще, потом спросил:

— Ты что-то хотела?

Грейс смотрела в его зеленые глаза, любовалась четкостью линий мужественного, с решительным подбородком, лица.

— Увидеть тебя.

Он удивленно вскинул брови:

— Сегодня?

— А почему бы и нет?

— Почему бы и нет? — негромко и задумчиво повторил он, словно сам вопрос таил в себе множество скрытых смыслов.

Она отступила в сторону, предлагая ему войти, но не спешила закрывать дверь.

— Если хочешь, поставь машину во дворе.

— Из-за Винчелли? Чтобы не заметили. Ну уж нет. Пусть стоит где стоит. Я не собираюсь ее убирать.

Пожалуй, в нем было больше от матери, чем представлялось ей раньше.

— Боюсь, вы, Арчеры, слишком горды, а это не всегда благоразумно.

— Пусть думают что хотят.

— У тебя впереди выборы.

— Да. И если меня выберут мэром, я буду делать все, что в моих силах. Это мой долг перед избирателями. Ничего больше я им не должен.

— Неужели тебя нисколько не беспокоит, выиграешь ты или проиграешь? Честно говоря, в такое трудно поверить.

— Конечно беспокоит. Выборы для меня очень важны. Но я определенно не позволю, чтобы кто-то указывал мне, как себя вести, что делать и чего не делать.

Грейс покачала головой — какой он все-таки упрямец.

— Ладно. Решать тебе. Кеннеди промолчал.

— Что ж… как насчет стаканчика вина?

— С удовольствием.

Грейс отвела гостя в кухню, где достала из шкафчика бутылку мерло. Не успела она вытащить пробку, как Кеннеди взял ее за руки.

— Что случилось? — спросил он, рассматривая порезы на ладонях и пальцах, оставшиеся после разгрома конторы преподобного.

Она пожала плечами:

— Ничего особенного, просто проявила излишнее усердие в саду.

Его пальцы медленно и нежно поглаживали ее запястья, и в какой-то момент Грейс поймала себя на том, что до боли хочет прикоснуться к нему. Желание уже вовсю бушевало в крови. Она представила, что сидит на нем, вглядывается в его лицо, ощущает его живое тепло внутри себя.

Только сейчас, в тридцать один год, она впервые жаждала физической близости и испытывала странное, непривычное, пьяняще-томительное волнение.

Их пальцы сплелись.

— Грейс…

Его глухой голос отозвался в ней дрожью невидимых струн.