Книга Уйди скорей и не спеши обратно - Фред Варгас

— Да. Антуан ходил за тобой по пятам и убивал их.

Дамас поглядел на свою руку, потрогал алмаз.

— А Мари-Бель им командовала?

— Да.

Снова тишина и новое потрясение.

Тут вошел Данглар, и Адамберг молча указал ему на письмо, лежавшее у ног Дамаса. Данглар подобрал листок, прочел и хмуро покачал головой. Адамберг нацарапал несколько строк и протянул ему записку.

Вызовите доктора Фереза для Дамаса, срочно. Предупредите Интерпол насчет Мари-Бель, хотя надежды мало, слишком хитра.

— Так Мари-Бель не любила меня? — прошептал Дамас.

— Нет.

— Я думал, что она меня любит.

— Я тоже так думал. Все так думали. Мы все попались на удочку.

— Она любила Антуана?

— Да. Немного.

Дамас согнулся в три погибели.

— Почему она не попросила у меня эти деньги? Я бы отдал ей все.

— Они не верили, что такое возможно.

— Я все равно не хочу прикасаться к этим деньгам.

— Но тебе придется, Дамас. Ты должен нанять своему брату хорошего адвоката.

— Да, — проговорил Дамас, не открывая лица.

— И тебе надо позаботиться об их матери. Ей не на что жить.

— Да. «Толстуха из Роморантена». Так всегда о ней дома говорили. Я тогда не понимал, о ком это.

Дамас порывисто поднял голову:

— Вы не скажете ей? Вы скажете?

— Их матери?

— Мане. Вы не скажете, что блохи были не… не…

Адамберг не пытался договорить за него. Дамас должен сказать это сам, очень много раз.

— Что они были не… заразны? — закончил Дамас. — А то она умрет.

— Я же не убийца. И ты тоже. Подумай об этом хорошенько.

— Что со мной сделают?

— Ты никого не убил. Тебе можно предъявить только тридцать блошиных укусов и общую панику.

— И что мне будет?

— Судья не станет возбуждать дело. Можешь уйти прямо сейчас.

Дамас тяжело поднялся, как человек, разбитый усталостью, в руке он сжимал алмазный перстень. Адамберг глядел, как он выходил, и пошел следом, чтобы поддержать, когда ему снова придется выйти на улицу и посмотреть на мир другими глазами. Но Дамас направился к своей открытой камере, вытянулся на кушетке, как охотничий пес, и замер. Точно в такой же позе, только наоборот, лежал у себя в камере Антуан Юрфен. Папаша Эллер-Девиль потрудился на славу.

Адамберг открыл камеру Клементины, та курила, раскладывая пасьянс.

— Ну что? — поглядела она на него. — Чем дело кончилось? Ходите взад-вперед, а мы и не знаем, что творится.

— Вы свободны, Клементина. Вас отвезут в Клиши.

— Долго же вы канителились!

Клементина раздавила об пол окурок, надела вязаную фуфайку и застегнулась на все пуговицы.

— Хорошие у вас сандалии, — похвалила она. — Красиво смотрятся.

— Спасибо, — ответил Адамберг.

— Послушайте, комиссар, может, скажете по дружбе, сдохли те последние трое негодяев? А то из-за этой заварушки я все новости пропустила.

— Все трое умерли от чумы, Клементина. Сначала Кевин Рубо.

Клементина улыбнулась.

— Потом другой, забыл фамилию, и наконец Родольф Месле, не больше часа назад. Тоже окочурился.

— Добрая новость. — Клементина широко улыбнулась. — Все-таки есть справедливость. Просто не надо торопиться, вот и все.

— Клементина, напомните фамилию второго, а то у меня из головы вылетело.

— А вот у меня-то вряд ли когда вылетит. Анри Томе с улицы Гренель. Сволочь последняя.

— Да, это он.

— А что с мальчиком?

— Он спит.

— Еще бы, вы же небось его совсем замучили. Передайте, что я жду его в воскресенье на ужин, как всегда.

— Он придет.

— Ну что ж, вот и все, комиссар, — заключила она, протягивая ему крепкую руку. — Вот только сейчас поблагодарю вашего Гардона за карты и другого, такого высокого, вялого, он еще одевается хорошо, со вкусом.

— Данглар?

— Да, он хотел попросить у меня рецепт лепешек. Прямо не сказал, но я и так поняла. Ему вроде это очень нужно.

— Очень может быть.

— Этот человек умеет жить, — покачала головой Клементина. — Извините, я вперед пройду.

Адамберг проводил Клементину Курбе до подъезда, навстречу им попался Ферез, и комиссар задержал его.

— Это он? — спросил Ферез, указав на камеру, где свернулся Юрфен.

— Это убийца. Сложная семейная история, Ферез. Вероятно, его отправят в психиатрический приют.

— Сейчас уже не говорят «приют», Адамберг.

— А этот, — продолжал комиссар, указывая на Дамаса, — должен уйти, но не может. Вы меня весьма обяжете, Ферез, если поможете ему прийти в себя и полечите его. Его нужно вернуть в реальный мир. Слишком с большой высоты рухнул, этажей десять.

— Это человек с призраком?

— Он самый.

Пока Ферез пытался расшевелить Дамаса, Адамберг отправил двух офицеров к Анри Томе и напустил прессу на Родольфа Месле. Потом позвонил Декамбре, который собирался выйти из больницы после обеда, Лизбете и Бертену предупредить, чтобы подготовились к возвращению Дамаса и обращались с ним побережнее. В конце он позвонил Масена и, наконец, Вандузлеру, которому рассказал, откуда взялась большая промашка.

— Вас плохо слышно, Вандузлер.

— Да тут Люсьен накрывает на стол. Он всегда шумит.

Зато в трубке отчетливо послышался громкий голос Люсьена, который звонко раздавался в большой комнате:

— Мы очень часто пренебрегаем чрезвычайной питательной ценностью тыквы.

Комиссар повесил трубку и подумал, что эти слова вполне подошли бы для новостей Жосса Ле Герна. В них была ясность, здоровье и сила, без всяких задних мыслей, и они были совсем не похожи на мрачные вещания о чуме, которые уже начали забываться. Он положил аппарат на стол, ровно посередине, и некоторое время глядел на него. Вошел Данглар с папкой под мышкой, проследил за взглядом Адамберга и в свою очередь уставился на телефон.

— У вас что-то с мобильным? — спросил он после долгого молчания.

— Ничего, — ответил Адамберг. — Просто он не звонит.

Данглар положил на стол папку с надписью «Роморантен» и вышел, ничего не сказав. Адамберг лег на бумаги, подложив руки под голову, и уснул.

XXXVIII

В половине восьмого вечера Адамберг не спеша направился на площадь Эдгар-Кине. Ему было легко, вот уже две недели, как он забыл эту легкость. И все же на душе было как-то пусто. Он вошел в дом Декамбре, отыскал маленький кабинет со скромной надписью «Советник по жизненным вопросам». Декамбре был у себя, он все еще был бледен, но держался, как всегда, прямо и сейчас вел беседу с огромным краснолицым и очень взволнованным мужчиной, сидящем напротив.