Книга Сердце океана - Нора Робертс

— Я на это рассчитываю.

20

В окутавшей его туманной пелене расплывалось все: лица, голоса, жесты. Он потерял счет полным пивным кружкам, которые попадали в его руки, и дружеским хлопкам по спине. Но он помнил, что его целовали. Неоднократно.

Многие плакали. Он смертельно боялся, что был одним из них.

А еще там пели, и он спел соло, вот это он понял точно. И танцевали, кажется, и он кружился в танце со своим главным электриком, дородным мужчиной с татуировками. И, кажется, он толкнул речь.

В какой-то момент Дарси выдернула его из хаоса и втащила в кухню, налила ему супа. А может, он уронил голову в миску? Вот это помнилось смутно.

Зато он точно помнил, что пытался повалить Дарси на пол, что было отличной задумкой, если бы на кухне не крутился Шон и если бы в итоге бой не выиграла женщина, весившая на добрых пятьдесят фунтов меньше его.

Боже милостивый! Он напился до бесчувствия.

Разумеется, ему и раньше случалось напиваться. Он же учился в колледже в конце концов. Под настроение он мог хорошенько выпить и не испортить вечеринку. Только на этот раз все было иначе, правда, он не помнил всех подробностей. К сожалению.

Однако кое-что он помнил ясно. Кристально ясно.

Дарси вела его к кровати, а он спотыкался и, да, все еще пел — даже вспоминать неловко — приторно-сентиментальную песню «Роза нашего городка» и где-то между куплетами долго объяснял Дарси, что дочь кузины его мамы в восьмидесятых годах была Розой города Чикаго.

А когда он упал ничком на кровать, то сделал Дарси такое непристойное — совсем не в его стиле — предложение, что любая другая женщина на ее месте избила бы его до смерти. А Дарси расхохоталась и заметила, что мужчины в его состоянии вовсе не так хороши, как думают, и лучше бы ему побыстрее заснуть.

Он поверил ей и, мгновенно отключившись, спас себя от неминуемого унижения.

Однако сейчас он лежал в темноте абсолютно трезвый, с половиной песчаных пляжей Ардмора во рту и с полным составом танцевального ансамбля «Риверданс», отбивающим чечетку, в его бедной многострадальной голове. И не в силах пошевелиться, он всей душой мечтал о забвении.

Мечта все никак не осуществлялась, и он представил, как было бы здорово отпилить голову, и пусть она подлечивается где-нибудь в другом месте, пока его тело еще побудет в блаженном сне. Однако, чтобы исполнить это желание, неплохо бы для начала найти чертову пилу. Или нет?

Пожалуй, проще и разумнее проглотить пачку аспирина. Он попытался подняться. Каждое движение было сущим наказанием, но в конце концов ему удалось, подавляя стоны, принять сидячее положение на краю кровати.

Пытаясь сфокусировать зрение, Тревор уставился на светящийся циферблат часов, вызывающе глядящих на него с прикроватной тумбочки. Три сорок пять. М-да, могло быть и хуже. С величайшей осторожностью он повернул голову и только сейчас увидел спящую рядом Дарси.

Тревора пронзила горькая обида. Как эта женщина может так безмятежно спать, когда он умирает рядом с ней? Неужели в ней нет ни капельки сочувствия? И почему она не мучается проклятым похмельем?

Тревор с трудом подавил порыв растолкать ее, чтобы не страдать в одиночестве, поднялся и заскрежетал зубами, когда тьма дрогнула и закружилась. Желудок всколыхнулся, к горлу подступила тошнота.

Никогда, мысленно поклялся Тревор, никогда больше я не позволю себе напиться. Даже если придется принимать тройню в эпицентре торнадо. Он улыбнулся бы, если смог, вспомнив чудесное ощущение маленькой, громко заявляющей о себе жизни в своих руках. Но сил на улыбку не было, он лишь скривился и заковылял в ванную комнату.

Не подумав, он включил свет и услышал тонкое поскуливание, как оказалось, свое собственное. Ослепший, истерзанный, он хлопнул ладонью по выключателю и, провалившись в блаженную темноту, чуть снова не заскулил, теперь от облегчения. И привалился к стене, пытаясь восстановить дыхание.

— Тревор? — Он услышал тихий голос Дарси, почувствовал легкое прикосновение к своей руке. — Тебе плохо?

— Нет, мне хорошо. Спасибо за заботу. А ты как? — Слова раздирали глотку, как крупнозернистый наждак.

— Бедняжечка. Ну, если бы у тебя не болела голова, я решила бы, что ты робот. Идем, я уложу тебя и подлечу.

Дарси проснулась и готова его утешать, а к бушующей в нем мерзости добавилось раздражение.

— Уже. Подлечили. Ты и твоя банда садистов.

— Это и вправду было ужасно. Мне так стыдно.

Он хотел язвительно прищуриться, но побоялся, что глаза его не справятся с этой непростой задачей.

— Издеваешься?

— А ты как думаешь? — Дарси потянула его обратно в спальню. — Но сейчас у нас другие заботы. Вот мы и дошли, садись осторожненько.

Как у нее ловко получается. Интересно, сколько пьяных мужиков она укладывала в постель утром после попойки? Тревор прекрасно понимал, что мыслишка подлая, но она уже пустила корни.

— Богатый опыт?

Дарси поняла, что он хочет ее обидеть, но решила не обращать внимания, ведь она видела, как он страдает.

— Невозможно работать в пабе и не сталкиваться с пьяными. Тебе нужно лекарство, вот и все.

— Если надеешься влить в меня хоть каплю виски, ты сошла с ума.

— Нет, нет, я не собираюсь клин клином вышибать. Отдохни. — Как опытная сиделка, Дарси взбила подушки и подоткнула их под его спину. — Я сейчас вернусь. Надо было приготовить вчера, но я закрутилась и не подумала.

— Просто дай хоть одну таблетку чертова аспирина. — «Желательно размером с луну», — мысленно добавил он.

— Хорошо, хорошо… — Дарси легко коснулась губами его пульсирующего виска. — Потерпи минуточку.

Опять играет? С чего это вдруг она стала такой милой, такой заботливой? Он разбудил ее в четыре часа утра и не сказал ни одного доброго слова. Почему она не огрызается? Почему она не страдает похмельем?

Охваченный подозрениями, он заставил себя встать и, сжав зубы, натянул джинсы. И, еле передвигая ноги, добрался до крохотной кухоньки. Как только его глаза приспособились к свету, он увидел, что Дарси бросает в стеклянный кувшин какую-то гадость.

— Ты трезвая.

Дарси прекратила помешивать мерзкую жидкость и оглянулась. О, парень похож на жертву кораблекрушения и все равно умопомрачительно красив.

— Да.

— Почему?

— Еще до того, как мы добрались до паба, стало ясно, что ты напился за нас обоих. Имел право. Милый, присядь, не казни себя так, тебе и без того несладко.

— Я обычно не напиваюсь. — Ему удалось сказать это с неким подобием достоинства, но он побоялся, что его стошнит, удалился в гостиную и присел на подлокотник кресла.