Книга Дар топора - Орнстейн Роберт

и телеграф, способствовало развитию общества, его дифференциации и делению. Этот процесс порождал новые научные дисциплины, новое представление о мире и новые социальные иерархии разделения и контроля.

Эти структуры и сообщества, не способные управлять изменениями, адаптируясь к новым условиям и процессам, во многих случаях – если не в большинстве – оказывались во власти происходящих событий. Самый последний подобный пример – появление своего рода электронного колониализма, уже изменяющий отношения между странами со сложившимися компьютерными умениями и теми, где ничего подобного еще нет. Английский поэт XIX века Хиллер Беллок следующим образом описал похожее воздействие высоких технологий на «примитивных» туземцев, с которыми европейцы столкнулись в годы колониальной экспансии XIX столетия:

Факт простой, простой ответ

У нас есть пулеметы Гатлинга, у них – нет.

Однако нынешнее отличие заключается в скорости, с которой растут компьютеризированные знания и проявляются их воздействия. В античном мире существовала лишь одна наука – космология, из которой возникли затем и другие виды знания, однако со времен древних греков знания превратились в десятки эзотерических течений, все более отдалявшихся друг от друга. После появления в XVII веке редукционизма каждая новая основная научная дисциплина рано или поздно делилась на десятки, а иногда и сотни узкоспециализированных направлений. Ботаника, например, разделившись и соединившись с другими научными дисциплинами, превратилась в биологию, органическую химию, гистологию, эмбриологию, эволюционную биологию, физиологию, цитологию, патологию, бактериологию, урологию, экологию, генетику и зоологию. Этот процесс повторяется во многих других областях, и, согласно последним данным, в настоящее время в мире существует более 20 тысяч отдельных научных и технологических дисциплин. Специалисты все больше и больше узнают о самом незначительном, а неспециалисты знают все меньше и меньше о самом главном.

Знания специалиста постоянно усложняются, и понимать их становится все сложнее, потому что они неуклонно совершенствуются и делаются совершнно недоступными, по мере того как каждая новая группа ученых разрабатывает свой, недоступный посторонним лексикон ради большей точности выражения новых знаний. Достаточно посмотреть на любое из 195 тысяч периодических изданий, издаваемых сегодня каждый год.

Проблема в том, что в силу эзотерической природы этой разновидности знаний они всегда преподносились обществу как fait accompli, совершившийся факт, на который им надлежало реагировать наиболее благожелательным способом. Разумеется, способность общества справляться с ситуацией ограничивалась имевшимися в ту пору системами, и поэтому во многих случаях реакцией на сюрприз было удивление. Чаще всего самым значимым было «лобовое» воздействие.

Например, текстильное оборудование, благодаря которому владельцы фабрик превратили Англию в ведущую промышленную державу XVIII века, привело также к бурному росту населения в новых индустриальных городах, что вызвало целый ряд жилищных проблем, создавших в стране ситуацию, близкую к революционной, потому что политическая система, а также системы образования и здравоохранения в те годы сильно отставали от скорости происходящих изменений.

Открытие в XV веке Америки теми, кто искал короткий путь к Островам Пряностей, показало неточность основного массива западного знания и полностью разбалансировало общественное устройство, потому что до того времени власть полагалась исключительно на безоговорочное повторение устаревшего классического знания и не обладала экспериментальными проверками новой информации.

Гелиоцентрическая теория Коперника, провозглашавшая новое строение Солнечной системы и предназначавшаяся для того, чтобы было проще определять дату Пасхи, подрывала целостность теократической и политической структуры Европы XVI века, потому что раньше все социальные и интеллектуальные системы основывались на неизменной природе космологии Аристотеля.

Проблема адаптации к изменениям еще больше осложнялась одержимостью властей сохранять знания в тайне. Обладание знанием позволяет манипулировать людьми, не наделенными таким знанием, и поэтому доступ к информации ограничивался теми, кому удавалось пройти ритуал посвящения. Монархи и властители государств в разные периоды истории никогда и никому не раскрывали тайн «государственных дел», но и современные корпорации и страны, действующие на свободном рынке, не стремятся рассказывать о внутренних планах или деталях исследовательских проектов.

Сегодня порожденные компьютером знания начинают изменять мир столь стремительно и ошеломляюще, что этот процесс во многом близок к опережению даже наших основных эволюционных, адаптивных способностей. Например, если бы два главных фрейм-компьютера «разговаривали» друг с другом и кто-нибудь воспользовался клавиатурой со скоростью опытной машинистки, чтобы сказать им: «Послушайте, IBM 8X и Cray-3YY, можете сказать мне, о чем вы сейчас разговариваете?», то за время, потребовавшееся для набора этих слов, два современных компьютера могли полностью заменить содержание знаменитой энциклопедии «Британника». И они работают все быстрее.

Но если информационные технологии XXI века порождают базу знаний, расширяющуюся с астрономической скоростью, то не ухудшается ли с той же астрономической скоростью и ситуация в целом? Если эзотерическая специализация будет процветать и дальше, то не расколет ли это общество на изолированные группы людей, не способных общаться друг с другом по причине чрезвычайно изолированной природы их знаний? А когда продукция машинного взаимодействия станет общедоступной в форме изменяющих общество инноваций, как основные массы людей будут узнавать о происходящем, если пресса уже отвергла общий форум ради сотен специализированных по интересам кабельных каналов, посвященных грязевой борьбе или выращиванию бегоний? Это не отдаленная перспектива, а то, что сегодня предназначено немногим, а завтра – всем остальным.

Ключевой фактор, определяющий наш подход к данной проблеме, – это наше архаичное краткосрочное представление об окружающем мире, глубоко укоренившееся в сознании за долгие века краткосрочной скороспелой инновации. Сегодня, например, частично в результате воспитания и частично по причине имеющихся привычек, нам совсем не трудно игнорировать то, что затрачиваемые во всем мире средства на лечение эмфиземы легких и оплату утраты работоспособности, вызванную действием смога, в сотни раз превышают те средства, которые нужны для очистки загрязненного воздуха в течение десятилетнего периода. В Мехико в настоящее время у 72% детей зафиксированы патологические изменения в коре головного мозга и в сердечно-сосудистой системе, а это означает, что 72% населения Мехико (подобные показатели зарегистрированы и во многих других странах третьего мира) будут страдать от недоразвитого мозга. Так в странах третьего мира поддерживается цикл воспроизводства огромного числа людей, не способных к образованию и труду. Неужели никто не озабочен необходимостью перемен? Но сделать это не так легко, потому что даже в Северной Европе за последние несколько десятилетий потребовалось целых пятнадцать лет на то, чтобы добиться незначительного снижения содержания свинца лишь в некоторых видах топлива.

Подобная медлительность влияет и на решение долгосрочных вопросов, таких как избыточное сельскохозяйственное производство в странах первого мира, долгосрочные последствия задолженности третьего мира, перестройка экономики восточноевропейских государств, психиатрическое лечение, глобальный рост населения, использование природных ресурсов и многие другие.

Так как же изменить образ мышления, чтобы