Книга Пленники Амальгамы - Владимир Михайлович Шпаков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
* * *
Я напоминаю человека на краю обрыва, что глядит вниз, осознавая: падение неизбежно. Вопрос: как сделать последний шаг? Может, кто подтолкнет? Явно нужен помощник, самому не решиться, слишком глубока пропасть – дна, во всяком случае, не видно. И сей факт (что не видно) страшно будоражит, дает иллюзию, мол, ты не разобьешься, всего лишь испытаешь непередаваемое чувство полета!
Помощником оказывается Максим, с которым общаюсь в очередной раз. Пробую подъехать на кривой козе, то есть подтолкнуть к тому, о чем тот когда-то размышлял. Считает ли он по-прежнему, что внутри человека скрыта недосягаемая истина, что проявляется в виде галлюцинаций? Что образы, рожденные в незрячей простоте, есть недоступное большинству знание? Сбиваюсь, когда рядом возникает тот самый тип в телогрейке, что норовит пробраться к радиатору, у которого сидим.
– А позже нельзя?! – возмущаюсь, на лице же Максима возникает подобие улыбки.
– Привет, Гефест… – привстает, чтобы обнять истопника. Отойдя в сторонку, они о чем-то вполголоса говорят. Меня удостаивают взглядом (странным, надо сказать), после чего истопник продолжает свою миссию, сдвигая с мест больных и родню.
– О чем мы говорили? – вопрошает Макс, вернувшись.
– Про этого самого… Зверя, что преследует в кошмарных снах. Я в твоих записях об этом прочитал, извини… А почему, кстати, Гефест?
– Потому что хозяин огня. А насчет Зверя… Если хочешь это понять, ты должен стать одним из нас.
– Как это?! С ума, что ли, сдвинуться?!
– Твои проблемы – как. Но без этого ничего не поймешь. Я был одним из вас, знаю, чем вы живете. Теперь попробуй влезть в нашу шкуру. А? Слабо́?
Усмешка становится нехорошей. «Ах ты провокатор! – думаю. – Сам в дерьме, и меня туда тащишь?!» Но одновременно странная, алогичная справедливость проглядывает в его словах. А главное, я давно на этом пути, только поводыря не было…
– Точно слабо́! Куда вам, цепляющимся за свою жалкую рациональность, за свой скудоумный рассудок! А, папочка? Я же правду говорю?
Он встает из-за стола, давая понять: свидание окончено.
– Короче, обращайся к Гефесту. А когда что-то поймешь – тогда и приходи!
Итак, долгожданный пинок получен. Спустя пару дней, когда опять оказываюсь в больничном сквере, ноги сами приводят к котельной. Где вижу самосвал, что свалил в стороне кучу угля, и мужика в вязаной шапочке (надо полагать – водилу), тот бурно полемизирует с Гефестом. Когда истопник внезапно замахивается лопатой, водила отскакивает и прячется за кабину.
– Черт сумасшедший! – слышу. – Вы тут все пыльным мешком стукнутые, заразы!
Истопник начинает кидать уголь в тачку, водила вскакивает в кабину и, развернув самосвал, уезжает. Насколько я понимаю, уголь высыпали не в том месте, далековато от топок, но теперь поздно что-то предпринимать. Или не поздно? В прошлый раз, помнится, я отбоярился, не стал помогать, а вот сейчас – самое время…
– Помощь требуется?
Не дожидаясь ответа, хватаю наполненную тачку. Ого, груз будьте-нате! Хозяин огня не говорит ни слова, молча наполняет тачку за тачкой, я же таскаю их к котельной, где вываливаю возле двери. На пятой ходке спинную мышцу сводит судорога, на десятой начинают подкашиваться ноги. Спина взмокла, она леденеет при каждом порыве ветра, однако прерываться нельзя. «Ну как, Гефест, прошел я квест? – складывается рифмовка, когда с кучей покончено. – Или еще чего подкинешь?»
– Заходи, – распахивают дверь котельной. Наконец-то тепло, можно снять куртку и прислониться спиной к горячему котлу. Истопник ставит чайник на плитку, приближается к топке и, открыв заслонку, смотрит на пламя.
– Иногда кажется: вокруг одни дебилы… – слышу хрипловатый голос. – Думаешь, этот мудак первый раз там уголь вываливает? Нет, он делает это постоянно! Патология, причем неизлечимая… Слышал, что он орал? А ведь это вопрос: кто тут невменяемый. Здешние психи на таком фоне верхом здравомыслия представляются!
Я киваю, хотя оспорить тезу не составляет труда.
– А ты, значит, папаша нашего философа? Серьезного парня воспитал.
– Да я не особо… Он сам.
– Ну, сам так сам. Садись, чайку попьем.
По ходу чаепития выясняю: мой визави – бывший клиент Пироговки. После прохождения курса лечения он не стал возвращаться к родным, остался работать в котельной; живет тоже здесь, в комнатушке за котлами.
– Неужели здесь хорошо?! – не сдерживаю удивления. – Можно ведь в другом месте работу найти…
– Можно. Но мне лучше здесь.
На языке вертится вопрос: а может, господин хороший, вы просто не долечились?
– Думаешь: боюсь вашего мира? – угадывают мысль. – Не могу оторваться от психушки, как от пуповины? А я просто существую на границе миров. Да и ты, похоже, на границе.
Встав из-за грязного стола, он начинает орудовать лопатой, подкидывать уголек в топки, я же в растерянности. Откуда знает?!
– Сын называет вас Гефестом… – говорю наконец. – А на самом деле?
Истопник усмехается.
– Не нравится – называй Вергилием…
– Но это же несерьезно!
Следует взгляд на закопченные часы над дверью.
– Обсудим в следующий раз. Сейчас сменщик придет!
Почему он уверен, что будет следующий раз?! Но, когда оказываюсь на морозе и бреду к выходу из сквера, обреченно понимаю: еще как будет!
Жизнь постепенно делается призрачной. Планерки, совещания, смена руководства… Игра теней, как и очередная попытка Эльвиры втиснуться на территорию. Мол, квартира в запустении (когда успела разглядеть?), требуется женская рука, да и питаюсь я кое-как! Я же отвечаю: кыш отсюда, тень! Да, минус на минус дает плюс, два одиночества, сложенные вместе, могут породить нечто противоположное, но мне не нужно плюсов! Хочется выпасть в полный минус, достичь абсолютного нуля, чтобы познать то, что большинству не дано!
Даже звонок Монаха, с которым не виделись с прошлого года, не пробуждает в душе теплоты.
– Не хочешь, значит, встречаться?
– Не хочу.
– Что ж, хозяин – барин… Ты вообще в порядке?
– Какое это имеет значение?
Лучший друг тоже не въезжает, что порядок и непорядок – вещи относительные, законы одной Вселенной могут абсолютно не работать в другой. Вопрос: каким образом перейти границу миров?
Угольная котельная, где вскоре оказываюсь, действительно напоминает преисподнюю: черные котлы, вырывающееся из топок пламя, тень на стене, что отбрасывает человек с лопатой… И впрямь Вергилий, который знает ад досконально да еще меня приобщает. В смысле – заставляет пахать, памятуя о недавнем энтузиазме.
– Подкинь в крайний котел, – говорит, прихлебывая воду из алюминиевого чайника. Покорно беру лопату, открываю заслонку, забрасываю внутрь несколько порций угля.
– В средний подкинь, что-то горит плохо…
Опять берусь
