Книга Заговор дилетантов - Елена Хорватова

Лидия с радостью, мелькнувшей в глазах, приняла мою передачу, но тут же, пуская слезы, принялась рассказывать о своем тюремном житье-бытье.

В ее камере, большой на три окна, находится двадцать арестанток, и поэтому все равно тесно; сокамерницы у нее в основном политические и постоянно спорят о революционных делах, доходя чуть ли не до мордобоя («Уж как большевички с меньшевичками зацепятся — деваться некуда, а если еще и эсерки присоединятся, так того и гляди, поубивают друг друга!»), рацион питания крайне скудный — утром кипяток с куском хлеба, в половине двенадцатого — обед, щи да каша, в пять вечера снова каша и кипяток.

Из своих вещей разрешается иметь только халат, платок, белье, посуду — кружку, ложку, чайник; умывальные и письменные принадлежности да несколько книг.

— У меня ведь нет ни халатика, ни кружки, а чулки на мне шелковые, а здесь нужно иметь шерстяные, иначе зябнешь… Я два дня на прогулку не хожу, холодно. А все-таки полтора часа в день на воздухе — это и для здоровья необходимо, и большое развлечение для нас. Днем нам положены два часа сна после обеда, так те, кто прогулял, хорошо спят, а я не могу…

— Может быть, вы не спите потому, что вас мучает совесть? — не удержалась я. — По-моему, любой человек должен испытывать ужас, при мысли, что отнял чью-то жизнь, пусть не сам, не своими руками… Но ведь господина Крюднера убили с вашего согласия и попустительства. Вы и пальцем не шевельнули, чтобы его спасти. А в убийстве Штюрмера ваше участие еще более очевидно. И теперь вам хотелось бы сладко спать? Ладно, скажите мне, что из вещей вам необходимо, постараюсь, чтобы все передали.

— Да, — залебезила Лидия, —я даже подготовила списочек…

Она достала листок бумаги, аккуратно исписанный каллиграфическим почерком и принялась читать:

1. Шерстяные чулки — 2 пары

2. Халат из верблюжки

3. Простой полотняный платок на голову

4. Сорочки из фланели — 2 штуки

5. Две полных смены белья

6. Посуда: кружка, миска, ложка, чайник

7. Учебник французского языка

8. Толстая тетрадь и бумага для писем

— Лидия, — перебила я ее, — не нужно сейчас зачитывать весь список, лучше просто дайте мне его с собой, а то я что-нибудь забуду.

Лидия посмотрела на надзирательницу, присутствующую при нашей встрече, та кивнула, и бумажка со списком перекочевала в мою сумку.

— Но я могу не успеть купить все необходимое к завтрашнему дню, — сочла нужным предупредить я.

— Покупать почти ничего не надо, — торопливо ответила Лидия. — Я и не посмела бы гонять вас по лавкам. Не сочтите за труд, Елена Сергеевна, поезжайте в мою квартиру на Рождественском бульваре, там вы найдете все необходимое. Ключи у меня, правда, отобрали при аресте, но я написала записку для привратника, он даст вам запасной комплект ключей, который хранится у него в привратницкой. Знаете, я ведь там, на Рождественке, не каждый день бывала, а мало ли что могло случиться в мое отсутствие — водопроводная труба потечет или еще что-нибудь, поэтому всегда приходится держать в привратницкой аварийный комплект ключей. Вот это записка о ключах, а вот это — план квартиры и указание, где, в каком шкафу и на какой полке вы сможете найти все нужное…

Да уж, что ни говори, а секретаршей Лидия, видимо, была великолепной. Есть у нее административная жилка.

— Единственное, что придется купить — белый ситцевый платочек, — продолжала она. — Я ничего подобного никогда не носила, а здесь мне выдали такой ужасный казенный платок — старый, заношенный и на нем чья-то неотмытая кровь… Но купить платочек ведь не сложно? В любой лавочке, без выбора, самый простенький, лишь бы новый и чистый…

Ну что ж, — я встала, чтобы прощаться. — Я все сделаю, не волнуйтесь. Постараюсь, чтобы завтра передача была уже у вас.

— Елена Сергеевна! — окликнула меня Лидия. — Пожалуйста, не говорите никому на Рождественке, что я под арестом. Там и так уже был обыск и, наверно, поползли сплетни. Но мне будет очень неприятно, если все соседи узнают, что я под арестом. Обыск есть обыск, это с каждым может случиться, а арест — это арест…

Пообещав и это, я наконец покинула гостеприимную Новинскую тюрьму (не дай Бог когда-нибудь насладиться этим гостеприимствим полной мере) и поспешила на улицу.

До дома мне было два шага — через Собачью площадку и Спасопесковский переулок я, даже без извозчика, пешком, дошла бы десять минут. Но что делать, если я дала слово отправиться на Рождественку за вещами? Пришлось остановить экипаж и покатить в пресловутое любовное гнездышко Лидии. Посмотрим, что это за обитель разврата на Рождественском бульваре…

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ

Творение Густава Карла Юлиуса Гельриха. — Глупые привычки коренных москвичей. — План квартиры, вычерченный рукой хозяйки. — Аромат духов «Инимитабль». — Ворона в павлиньих перьях. — Чистый блеф. — Кто в Москве верит в шпионов? — Пузатый хрустальный графин.

Еще совсем недавно Рождественский бульвар не считался особо респектабельным местом — он выходил к Трубе, печально знаменитой Трубной площади, месту, кишевшему дешевыми проститутками и разнообразным жульем. Но уже лет десять как Рождественку стали застраивать красивыми современными домами с роскошными квартирами, да и Трубу московская полиция подчистила, изрядно проредив ее обитателей, и теперь Рождественский бульвар значился среди вполне пристойных мест обитания, а вскорости обещал стать еще и престижным… Пожалуй, сейчас самое время обзаводиться недвижимостью на Рождественке, пока цена на нее не взлетела до небес.

Дом, в котором находилась квартира Лидии, был мне хорошо знаком — длинный, шестиэтажный, с высоким, доходящим до третьего этажа рустом. Строил его Густав Карл Юлиус (или, как называли его в Москве, Густав Авгуомич) Гельрих, чрезвычайно модный архитектор, кстати, уроженец города Гамбурга. В этом году были завершены две его постройки — великолепные дома на Петровке и на Пречистенке, увидев которые, я решила ознакомиться и с прочими творениями Гельриха, для чего и предприняла в октябре экскурсию по Москве, полюбовавшись среди прочего и домом на Рождественском бульваре.

По сравнению с пречистенским домом, квартиры в котором уже облюбовала для себя московская ветвь ювелиров Фаберже, рождественчкий был чуть-чуть поскромнее, но тоже, несомненно, хорош и отмечен чертами знаменитого гельриховского стиля — стройные эркеры по фасаду были почти визитной карточкой мастера…

Я вошла в дом, смотревший окнами фасада на черные ветви деревьев на заснеженном бульваре, разыскала привратника, предъявила ему записку Лидии, получила ключи от ее квартиры и поднялась на третий этаж. На медных табличках дверей мелькали в основном немецкие фамилии. Ну что ж, это может быть и неплохо, что приличная публика, не имеющая своих корней в Москве и потому не связанная исторически ни с каким другим районом города, обживает эти возрождающиеся места…