Книга 13 привидений - Михаил Павлов

У Максима не было тайного театра. Декораций, которые подскажут финал истории.

И в этот момент, стоя у билетной кассы и глядя, как экскурсионная группа струйкой стекает по эскалатору, Максим осознал удушливую зависимость от Старикана. Если он не увидит театр станции «Элдвич», в котором под перестук колес выступала актриса, чей призрак сейчас бродит по станции, то никогда не напишет Настоящий Сценарий.

Никогда.

Максим почувствовал себя пассажиром мчащегося к гибели поезда. В вагоне истерил электрический свет, вокруг кричали люди, а он смотрел на мелькающие за окном колонны очередной станции и думал: «Следующая остановка – тьма».

Видение длилось всего несколько секунд, он сбросил его (но не тревожный колокольчик черного эха) и быстрым шагом поднялся к уличному шуму. Влажный лондонский воздух заполнил легкие. Максим поперхнулся, откашлялся, присел на корточки возле выхода и стал жадно рассматривать лица прохожих.

Искал Старикана.

После третьего неотвеченного вызова Оли он пришел в себя.

Старикан не придет. Не сегодня. Что-то помешало ему, но ведь это не конец света. Не смерть или другая неизбежность. У Максима были имя и фамилия, их общее увлечение, их места – он найдет Этана Хикса. А потом Старикан отведет его в театр станции «Элдвич».

Максим почти успокоился, нажал «ответить» и сказал:

– Привет, маленькая. Извини. Скоро буду.

Дома он рассказал Оле о подземке, о Старикане, о загадочном станционном театре, о Настоящем Сценарии.

– У тебя есть все, что нужно, – сказала супруга, умная, добрая, понимающая, – ты просто боишься начать.

– Но театр… – слабо протестовал Максим, убаюканный отсутствием упреков.

– Ты можешь увидеть театр в своем воображении. Это не так уж и мало. И это… – Оля замолчала.

«Безопасно», – закончил Максим за нее.

– Я бы хотел познакомить тебя с Этаном.

Оля кивнула, встала из-за стола и принялась собирать тарелки.

– Спасибо, – поблагодарил Максим за ужин и разговор.

– Тебя ждать?

– Нет, посижу немного за компьютером. Лягу в гостиной.

Когда она ушла, Максим открыл ноутбук и нырнул в сетевую бездну.

Он сдался лишь далеко за полночь: Сеть ничего не знала об Этане Хиксе. Подсовывала американского актера Итана Хоука (Максим любил трилогию – трилогию-диалогию, как он ее называл, – «Перед рассветом», «Перед закатом» и «Перед полуночью») или отмалчивалась сотней других бесполезных страниц. Нашелся, правда, полный тезка Этана Хикса – режиссер театра герцога Йоркского. Хикс-режиссер стоял у истоков движения репертуарных театров. Родился в год смерти Николая Некрасова. Скончался от оспы за день до подписания Версальского мирного договора.

«Призрак», – подумал Максим, раскачиваясь на скрипящем стуле. Он оторвался от экрана, подошел к кухонной столешнице и снял с подставки пузатый чайник. Включил холодную воду. «Я познакомился с призраком».

Чайник наполнился, вода пошла верхом, заструилась по руке. Максим рассеянно улыбнулся и закрыл кран. «Этан – призрак».

Фотографии говорили об обратном. Никакого сходства. К тому же Хикс-режиссер не дожил до седин Хикса-журналиста. Призраки ведь не стареют?

Максим протер чайник полотенцем, водрузил на подставку и вернулся за ноутбук, чтобы дать поисковику шанс реабилитироваться.

Этан Хикс. Найти.

Этан Хикс журналист. Найти.

Театр станции Элдвич. Найти.

Помогите попасть в театр станции Элдвич. Найти.

ПОМОГИТЕ…

Спустя час он читал статью об Уильяме Терриссе.

Уильям Чарльз Джеймс Льюин взял сценический псевдоним Уильям Террисс в 1868 году. В 1871 году играл первые роли в Обществе комедии инновационного режиссера Тома Робертсона при театре принца Уэльского. Террисс стремительно обрел популярность, положив в актерскую копилку роли в «Робин Гуде» и «Ребекке». В 1880 году примкнул к Генри Ирвингу в театре «Лицеум», актеры подружились. После «Огней Гавани» Террисс и актриса Джесси Миллвард как любители выступали в Великобритании и Соединенных Штатах. Затем был театр «Адельфи» и роли с мелодраматическим уклоном, и Ричард Арчер Принс с ножом, оборвавшим карьеру Террисса. К декабрю 1897 года Принс представлял собой безработную, пьющую, психически нестабильную личность. За два дня до убийства он и Террисс спорили о чем-то в гримерке – актеры «Адельфи» слышали истеричные крики Принса и категоричные ответы Террисса. Вскоре лондонская пресса тиражировала кровавую сенсацию. Террисс был похоронен на викторианском кладбище Бромптон, а Принс отправился в мужской блок Бродмурского сумасшедшего дома для преступников, в котором умер спустя сорок лет.

– Бромптон… Бродмур… Бр-р-р… – сонно сказал Максим, закрыл ноутбук и отправился в гостиную.

Там, лежа на раскладном диванчике для гостей, коих не случалось с прошлогоднего приезда младшего брата, он подключил к диктофону наушники и запустил последний файл. Беседы с Этаном копились в черном прямоугольном корпусе, Максим не прослушивал их до этого дня, вернее ночи, каждый раз забывая скинуть записи на компьютер.

Он поморщился от звучания своего голоса: непривычного, грубоватого, поспешного в построении фраз. Приготовился к звенящей хрипотце Старикана, но услышал только шипение.

Шум. И больше ничего.

Там, где должен был говорить Старикан, запись молчала.

Максим нажал «стоп», выбрал другой файл, включил. Через пять минут пролистал в начало списка. «Пуск».

То же самое. Его собственный голос и фоновые станционные шумы. Диктофон игнорировал Старикана, будто частота его голоса выбивалась за слышимый человеческим ухом диапазон.

Максим положил диктофон на пол, выключил светильник и натянул одеяло до колючего подбородка. Какое-то время он лежал с открытыми в темноту глазами, нерешительный и растерянный, словно мальчишка, робеющий заговорить с миловидной девочкой.

– Как?.. – наконец сорвалось с его губ, но это уже был сон, дорога в ночь, тишина перед танцем.

В сновидении он вальсировал с Ритой Хейворт, с принцессой, с изящным сиянием Голливуда, с мечтой. Рита была в легендарном черном платье без бретелей и длинных перчатках из «Джильды». Волосы актрисы рассыпались по плечам – огненно-рыжая волнистая грива, от которой пахло медом. Она улыбалась ему во сне, они были знакомы, а их молчание было интимным.

Но вдруг движения Риты сломались, Максим подхватил ее, опустил на пол. Лицо актрисы исказила мука узнавания, тень слабоумия, боль и старость. Голова Риты билась на его коленях, она пыталась что-то сказать, но выталкивала лишь бессвязные слова. Болезнь Альцгеймера прогрессировала. Тело таяло, усыхало. Изящная молочная нога, маняще выбивающаяся из разреза в черном шелке, за минуту превратилась в обтянутую пергаментной кожей кость. Максим закричал – в кошмаре, на пустой сцене мюзик-холла, Рита Хейворт не кричала, она умерла.