Книга Безмолвная честь - Даниэла Стил

Видя его рядом с Салли, Хироко не могла сдержать улыбку. Ссамого лета Тадаси и Салли стали неразлучны, и оба радовались, изголодавшись пообщению.

— Похоже, я была права? — спросила однажды Хироков лазарете, Тадаси сделал вид, что не понимает, но Хироко не отставала. Они ивправду стали дружны, как брат с сестрой, или по крайней мере двоюродныеродственники.

— Не понимаю, о чем ты, — смущенно отозвалсяТадаси, тщетно пытаясь сдержать улыбку.

— Ну конечно, не понимаете, Тадаси-сан. — Хироконравилось подшучивать над ним. Временами она вела себя совсем как американка, аее английский стал идеальным. — Я говорю о Салли.

— Это я понял — ты высказалась почти напрямик. —Тадаси был смущен и взволнован. Он уже давно понял, как Хироко предана Питеру.Он был благодарен ей за честность, но еще больше — за совет присмотреться кСалли. Салли была еще совсем юной, иногда взбалмошной, но доброй, ласковойдевушкой и хотела иметь такую же крепкую семью, какая была у ее родителей. Не прошлои нескольких месяцев после смерти ее отца, как Салли и Тадаси полюбили другдруга. Но жениться им было слишком рано — Салли едва минуло семнадцать споловиной лет. Влияние Тадаси на нее оказалось благотворным: Салли пересталавстречаться с компанией «нет-нет ребят» и прежними друзьями, она вновьстановилась прежней Салли, девочкой, которую помнила Рэйко.

В этом году Тадаси согласился отпраздновать с ними Деньблагодарения.

Для всей семьи было мукой потерять почти одновременно иКена, и Така. Хироко тоже тревожилась: не получала вестей от Питера с самогоавгуста.

— Может, он увлекся какой-нибудь француженкой,поддразнивал ее Тадаси, но вскоре понял, что Хироко не до шуток. Она малоговорила о своих тревогах. Три месяца — долгий срок, в Европе еще продолжалигибнуть люди. Война в Японии тоже еще не закончилась. В октябре Макартурвынужден был отступить на Филиппины.

День благодарения прошел без всяких новостей. Обитателилагеря вели обычную жизнь, уже привыкнув к изоляции. В этом году семействоТанака сумело достать индейку, и все смеялись, вспоминая, каким скудным былпраздничный ужин год назад, в разгар забастовок и демонстраций. Но особеннорадоваться было нечему. Казалось, заключение продлится вечно. ФранклинаРузвельта только что переизбрали — очевидно, он игнорировал все советы Айкса иБиддла. Но так продолжалось лишь до декабря.

Хироко шла по улице, направляясь к дому и ведя за руку Тойо,когда два пожилых мужчины пробежали мимо, выкрикивая по-японски:

— Все кончилось! Кончилось! Мы свободны!

— Война кончилась? — спросила им вслед Хироко.

— Нет. — Один из мужчин обернулся. — Насотпускают!

Они убежали, а Хироко поспешила расспросить кого-нибудь еще.Повсюду люди собирались в стайки, шумно спорили, даже расспрашивали охранников.Охранники всегда были на месте, наблюдали за пленниками с башен и на улицах, ииногда ненадолго забывалось, что они вооружены. Привыкнуть к этому для Хирокобыло труднее всего, но сейчас она даже не замечала направленных на людейавтоматов.

Солдат объяснял, что президент Рузвельт подписал указ, агенерал-майор Пратт, сменивший на посту Девитта, издал постановление за номером21, восстанавливающее право эвакуированных лиц вернуться домой или жить, гдеони пожелают. Второго января было отменено положение о контрабанде: японцымогли иметь фотоаппараты, драгоценности и оружие. Но что еще важнее, они могливернуться домой. К концу 1945 года предстояло закрыть все лагеря. Комиссияпобуждала людей разъезжаться как можно скорее, что во многих случаях оказалосьтруднее, чем предполагалось. Зато в официальных документах говорилось, что все«преданные» японцы могут покинуть лагеря для интернированных, как толькопожелают. Хироко, которая уже давно, подписала присягу, теперь могла бытьсвободна, несмотря на иностранное гражданство.

— Прямо сейчас? — Не могла она поверитьсолдату, — Сию же минуту? Если я захочу, я могу просто уйти отсюда?

— Правильно, если вы подписали присягу, —подтвердил солдат. — Все кончено. — Окинув ее странным взглядом, онзадал вопрос, на который Хироко не сумела ответить:

— Куда же вы поедете? — Он месяцами исподтишканаблюдал за Хироко и восхищался ею. Она была прелестна.

— Не знаю, — задумчиво ответила она. Куда ей былоуезжать? Война еще продолжалась, вернуться в Японию, к родителям, она не могла.Питер по-прежнему воевал в Европе. Хироко старалась не вспоминать отрехмесячном молчании. Этим вечером они с Рэйко долго говорили о том, какпоступить дальше. У них почти не осталось денег, а к деньгам Така и тем, чтолежали в банке, на счету, открытом на имя Питера, доступа не предвиделось — безприсутствия самого Питера взять их было невозможно. Пока Питер был жив, аХироко надеялась на это, его родственники тоже не могли забрать себе этиденьги. Положение было неловким. У Рэйко не было других родственников вКалифорнии: кто-то жил в Нью-Йорке, в Нью-Джерси, вот и все. Ехать оказалосьнекуда, нигде их не ждали.

После нескольких лет, проведенных в заключении, мечтающие освободе пленники вдруг поняли, что им некуда деваться. У всех возникалиподобные проблемы: родственники жили или в Японии, или вместе с ними. Мало укого имелась родня на востоке, но, поскольку японцам по-прежнему предлагалиработу на военных заводах, никто не желал отправляться на восток — неизвестно,что встретит их на новом месте.

— Так куда же нам деваться? — спрашивала Рэйко,обсуждая с семьей неожиданно возникшую проблему. В Пало-Альто у них не осталосьничего.

— Почему бы вам не написать родственникам в Нью-Йорк иНью-Джерси? — предложила Хироко. Так Рэйко и сделала. Вскоре пришел ответ— родственники соглашались принять их. Двоюродная сестра Рэйко из Нью-Джерсиработала медсестрой и пообещала подыскать Рэйко работу. Все казалось такимпростым, что Рэйко только удивлялась, почему не решилась отправиться туда сразуже. Но, разумеется, к тому времени, как они поняли, что отъезд необходим, ихуже лишили свободы передвижения. «Добровольное переселение» в начале казавшеесябессмысленным, три года спустя, после всего, что они узнали и испытали, сталопредставляться единственным шансом.

Восемнадцатого декабря верховный суд принял решение по делуяпонцев, объявив противозаконными любые попытки содержать под стражей«преданных» граждан против их воли. Но правительство уже совершило такоепреступление два с половиной года назад, и теперь вернуть прошлое непредставлялось возможным. Большинство людей сомневались, смогут ли онивернуться к обычной жизни. Им было некуда идти, невозможно добраться до прежнихмест жительства — правда, администрация лагерей пообещала выдать им по двадцатьпять долларов на переезд. У всех семей возникали такие же проблемы, как уТанака, или еще хуже.

До Рождества осталась всего неделя, а Рэйко с детьми никакне могли решить, что предпринять. Они собирались в Нью-Джерси и, конечно,хотели, чтобы Хироко присоединилась к ним. Размышляя об этом, Хироко вдругзаметила, что и Салли стала подавленной и серьезной. Каждому из них требовалосьпринять решение. Горе и потрясение объединили их, и предстоящее расставаниеказалось еще большим горем. По крайней мере у Хироко был Тойо — единственнаярадость в ее жизни, ее малыш.