Книга Кавказская война. В очерках, эпизодах, легендах и биографиях - Василий Потто

Между тем Авко, вернувшись в Майортуп, оповестил чеченцев, что вновь соберет их после праздника Байрам, приходившегося в том году на 25 мая. Ввиду этих слухов Эмануэль приказал держать войска наготове, но Розену разрешено было действовать только в том случае, если чеченцы действительно пошли на соединение с Кази-муллой. Тогда Розен должен был преградить им путь и заставить вернуться назад, а затем опять отойти на линию и не предпринимать никаких наступательных действий. Эмануэль, уже посвященный в обширные планы Паскевича, находил так же, как и фельдмаршал, что для успеха в деле покорения Кавказа нужны были не частные экспедиции, а единовременное движение сильных отрядов в самую глубь неприятельской земли, и притом с разных сторон, чтобы разъединить горцев и лишить их средства подавать друг другу взаимную помощь.

Не отрицая, что в составе этого плана таились глубоко обманные черты, как, например, проложение линии от самого Телава через Хевсурию по реке Аргуну до Грозной, – что было исполнено только по прошествии двадцати восьми лет Евдокимовым, и то лишь отчасти, – общий недостаток этого плана все же заключался в полном незнании нами горного Кавказа, как в топографическом, так и в социально-политическом отношениях. Но судьба сама позаботилась избавить нас от тягостного сознания в столь крупной ошибке, как движение в горы, и послала целый ряд сторонних обстоятельств, которые помимо воли втянули нас в военные действия и создали ряд частных экспедиций, имевших целью, как говорят официальные документы, упрочить предварительно спокойствие в некоторых местах Дагестана. Последствием вот этих-то обстоятельств и были уже описанные нами действия Ефимовича, Скалона и Дурова в шамхальстве, а затем и самая Койсубулинская экспедиция, отвлекшая внимание барона Розена от дел и событий, совершавшихся на левом фланге Кавказской линии.

Взглянем же теперь, что происходило в это время и по этому поводу в соседней с нами Чечне.

Как только Кази-мулла увидел, что койсубулинский вопрос близится к своему разрешению и русские войска уже подступают к Гимрам, он тотчас послал некоего Ших-Абдуллу в самое сердце Чечни – Ичкерию, чтобы поднять чеченский народ на помощь к койсубулинцам. Был праздник Курбан-байрам. В одном из многолюднейших аулов Ичкерии Ших-Абдулла совершил всенародное торжественное моление Богу об участи народа и своим красноречием и необыкновенной восторженностью дервиша произвел такое сильное впечатление, что ичкерийцы в тот же день повязали на свои головы белые чалмы и провозгласили Абдуллу угодником Божиим, шихом, а себя его последователями. С этих пор толпы народа стали ежедневно собираться на гору Кечен-Корт, чтобы слушать поучения Абдуллы и совершать жертвоприношения, предписываемые Кораном. Множество быков и баранов, приводимых религиозными слушателями, закалывались тут же, и мясо их служило обильной и бесплатной трапезой народу, быстро переходившему от молитвы к пиршеству и от пиршества опять к молитве и покаянию. Когда слушатели оказались уже достаточно наэлектризованными, Абдулла объявил волю имама, чтобы те, которые надели чалму, как знак своей принадлежности к высокому духовному ордену, исполнили бы и на деле последнее слово закона: газават неверным. На первый раз он потребовал от каждого дома по одному вооруженному человеку. Толпа собралась, хотя и несколько в меньшем размере, чем можно было ожидать, потому что Ичкерия была весьма многолюдна; но делу опять помог Авко, явившийся сюда со своей четырехсотенной конницей. Состоялось совещание, на котором решено было отправиться на помощь к койсубулинцам ближайшей дорогой через Гумбет. Но гумбетовцы, опасаясь возмездия русских, восстали против такого решения и наотрез отказались пропустить их через свою землю. Тогда, по совету Авко, весь вооруженный сбор перешел в Майортуп, чтобы усилиться новыми толпами чеченцев и затем уже проложить себе дорогу через Гумбет открытой силой.

Розен получил об этом известие под Гимрами. Все еще не придавая серьезного значения движению, начавшемуся среди чеченцев, он приказал только Бородинскому полку передвинуться из Наурской станицы поближе к Майортупу и стать в Таш-Кичу для наблюдения за скопищем, а кумыкской коннице расположиться по границе, для прикрытия своей земли от вторжения хищнических партий. В этом расположении обе стороны оставались до конца Койсубулинской экспедиции, когда помощь чеченцев оказалась ненужной. Ших-Абдулла распустил свои партии и вернулся в горы, а Бородинский полк отодвинулся назад на линию.

Наступил август. Паскевич вернулся из Петербурга, и войска стали деятельно готовиться к большой Чеченской экспедиции. Громадные силы, предводимые лично фельдмаршалом, должны были вступить в Чечню и, искрестив ее по всем направлениям, везде оставить свои укрепления и гарнизоны. Казалось, что близится уже последний час чеченской свободы, как вдруг одно обстоятельство разом разрушило все наши планы и соображения. Это была опять та внешняя, не зависевшая от воли человека сила, которую ни предугадать, ни предупредить было невозможно. Это была страшная холера, занесенная из Дагестана, которая, развившись в ужасающей степени, немилосердно бичевала и население, и войска, стоявшие по казачьим станицам; заболел даже сам начальник линии генерал-лейтенант Розен. Паника распространилась повсюду. Главнокомандующий, уже перенесший свою главную квартиру в Пятигорск как центральное место Северного Кавказа, убедился, что при таких условиях никакие военные действия невозможны, и отложил их до половины сентября, когда наступление холодов должно было если не прекратить, то, по крайней мере, в значительной степени ослабить эпидемию.

В это же время Паскевич занялся введением нового военно-административного деления Кавказской линии, которая образовала четыре вполне самостоятельные части: правый фланг, начинаясь от берегов Черного моря, шел по Кубани до Усть-Лабинской крепости и заключал в себе всю территорию Черноморского казачьего войска и часть Черноморского побережья. Центр занимал пространство от границ Черномории вверх по реке Кубани, а затем по Малке и Тереку до города Моздока; а от Моздока до Каспийского моря шел уже левый фланг, разграничивавшийся рекой Судаком с шамхальским владением. Большая Кабарда подчинялась центру, а Малая Кумыкская плоскость входила в состав левого фланга. Четвертый отдел составлял Владикавказский округ, куда входила часть Военно-Грузинской дороги, от поста Ардонского (на север от Владикавказа) до селения Коби, лежавшего у перевала через главный хребет.

Центр, по своей обширности, также делился на три дистанции, из которых каждая имела своего отдельного начальника; первая дистанция простиралась от устья Лабы до впадения в Кубань речки Джегуты; вторая – от устья этой реки до Каменного моста на Малке, и третья – от Каменного моста по всей Большой Кабарде до Военно-Грузинской дороги.

Это административное деление, с его техническими названиями «центра» и «флангов», напоминавшими большую армию, действующую в поле, показывало прямо, что Северный Кавказ превращается в военный стан и что гражданское развитие его отодвигается в далекое будущее. Это и было причиной, почему в стране, служившей исключительно военным целям подряд тридцать четыре года, естественные богатства оставались под спудом и даже не развились до надлежащей степени наши прекрасные пятигорские воды.