Книга Жрецы и жертвы холокоста. История вопроса - Станислав Куняев

Гинцберг с группой своих соратников принял участие в Базельском конгрессе сионистов и когда выяснил намерения вождей западноевропейского сионизма, их идеологию и тактику, то «сделался определенным их противником. Существовавший в то время официальный сионизм он прозвал «политическим», свой же собственный «духовным» или «практическим» . «Политический сионизм» Герцля был исполнительным органом независимого ордена «Бнай Брит» и группировал вокруг себя всех евреев Западной Европы и Америки» «Практический сионизм» Ахад Хама собрал под свое знамя евреев Восточной Европы».

Вскоре между Герцлем и Ахад Хамом возникла ожесточенная полемика. Герцль, как сказано во французской брошюре, «был евреем западным, «ассимилированным» и никогда не испытывал беспощадной ненависти к неевреям». Он призывал евреев к тому, чтобы они чувствовали себя гражданами тех стран, где они жили в диаспоре, не порывали с их культурой, языком, образом жизни, даже к ассимиляции он относился спокойно, чего фанатик будущего национал-сионистского Израиля не мог принять. И когда Герцль в 1903 году издал роман «Старая новая родина», в котором изложил свои взгляды на сионизм, Ахад Хам впал в ярость и жестоко высмеял западного либерала Герцля в своем журнале. Ближайший сподвижник Теодора Герцля Макс Нордау заступился за основоположника политического сионизма:

«Ахад Хам упрекает Герцля в желании подражать Европе. Он не может допустить и мысли, чтобы мы перенимали у Европы ее академии, ее оперы, ее «белые перчатки». Единственное, что он хотел бы перенести из Европы в «старую новую родину», — это принципы Инквизиции, приемы и способы действий антисемитов, ограничительные законы Румынии в той форме, в какой они нынче принимаются против евреев. Такие чувства и мысли, им высказанные, могли бы вызвать ужас и негодование против человека, не способного подняться выше уровня гетто . Идея свободы — выше его понимания. Он представляет себе свободу в виде гетто, но только с переменой ролей; так, например, по его мнению, преследования и угнетение должны существовать по-прежнему, но с тою разницей, что уже не евреи будут их жертвами, а христиане[14].

Великую ошибку совершают те евреи, которые доверяют Ахад Хаму! Он ведет их к пропасти».

Однако после того, как Герцль в 1904 году умер при весьма таинственных обстоятельствах, на двух ближайших сионистских конгрессах 1911-го и 1913 года восточные комиссары, возглавляемые Ахад Хамом, Хаимом Вейцманом, Захером и другими отморозками еврейства, сокрушили сопротивление толерантных сторонников Герцля.

«На этих конгрессах сионисты «политические» «Бнай Брита» приняли всю программу сионизма «практического» восточных евреев принуждены были уступить свое место восточным евреям, русским, румынским, галиций-ским, прошедшим школу Ашера Гинцберга».

О том, что просвещенные образованные российские евреи опасались своей дикой родственной ветви, живущей в черте оседлости, свидетельствует деятельность И. Гурлянда, о которой личный секретарь Григория Распутина Арон Семанович пишет так: «Господин Гурлянд по рождению своему еврей, сын раввина в Одессе, перешедший уже взрослым в христианство сделался страшным юдофобом…Он был главным редактором правительственной газеты «Россия»… Он имел сильное влияние на царя в еврейском вопросе. Я подозреваю даже, что фактическим застрельщиком процесса Бейлиса был Гурлянд. Во всяком случае, он был неофициальным руководителем по этому поводу проводимой антиеврейской пропаганды. Совещание о том, как использовать этот ритуальный процесс вообще в борьбе с еврейством, состоялся на его квартире».

Последнюю попытку разобраться в отношениях сефардов и палестинских арабов со «спецназом Ахад Хама» сделал в 1912 году один из ярчайших публицистов сионизма Владимир Жаботинский.

«У нас, евреев, с так называемым «Востоком» ничего общего нет, и слава Богу. Поскольку у наших необразованных масс (читай «ашкенази». — Ст. К.) имеются духовные пережитки, напоминающие «Восток», надо наши массы от них отучить, чем мы и занимаемся в каждой приличной школе . Идем мы в Палестину, во-первых, для своего национального удобства, а во-вторых, как сказал Нордау, чтобы «раздвинуть пределы Европы до Евфрата»; иными словами, чтобы начисто вымести из Палестины, поскольку речь идет о тамошнем еврействе нынешнем и будущем, все следы «восточной души». Что касается до тамошних арабов, то это их дело; но если мы можем им оказать услугу, то лишь одну: помочь и им избавиться от «Востока».

«Поскольку же нам, в течение переходного периода, или после, придется в Палестине жить среди окружения, пропитанного дыханиями «Востока», — будь это окружение арабское или староверо-еврейское, все равно — рекомендуется тот жест, который каждый из нас невольно делает, когда проходит в пальто по узким «восточным» улицам Стамбула, или Каира, или Иерусалима: запахнуть пальто, чтобы как-нибудь не запылилось, и смотреть, куда поставить ногу. Не потому, что мы евреи; и даже не потому, что мы из Европы; а просто потому, что мы цивилизованные люди».

(В. Жаботинский. «Избранное». 1978 г. Израиль, статья «Восток», 1912 г.)

Конечно же, это исповедь «цивилизованного колонизатора». Но чтобы показать бесчеловечную последовательность одного из идейных основателей сионизма, приведу еще одно его высказывание, полное предельного высокомерия и полной уверенности в том, что судьбами народов можно распоряжаться, как деревянными фигурками на шахматной доске:

«Европа морально «наша» этический пафос, создавший все ее освободительные движения, легший в основу ее социальных переворотов, вскормлен нашей Библией . Ее экономический прогресс был бы немыслим без международной торговли и без кредита от «Авицебрана» до Эйнштейна десятки тысяч индивидуальных евреев в разных странах лично делали науку, философию, художество, технику, политику и революцию, одни на высотах мировой славы, как Спиноза, или Гейне, или Дизраэли, или Маркс, другие во втором, и третьем, и десятом ряду…»

«Европа наша; мы из ее главных созидателей мы начали ее строить еще до того, как начали ее строить афиняне. Ибо главные черты европейской цивилизации: недовольство, «богоборчество», идея прогресса эти черты дали Европе мы».

«Может быть, мы больше всякого другого народа имеем право сказать: «западная» культура есть плоть от плоти нашей, кровь от крови, дух от нашего духа. Отказаться от «западничества», сродниться с чем-либо из того, чем характерен «Восток», значило бы для нас отречься от самих себя и соседям нашим по Азии желаем того же: скорейшей ликвидации «Востока» (там же, стр. 255–256).