Книга Адам Бид - Джордж Элиот

Бартль до того разгорячился и разгневался во время этой тирады, что даже забыл о своем ужине и употреблял нож только для того, чтоб стучать рукой по столу. Но к концу речи удары сделались столь резки и часты и голос столь гневен, что Злюшка почувствовала себя обязанной выскочить из корзинки и неопределенно залаять.

– Молчать, Злюшка! – заворчал Бартль, обращаясь к ней. – Ты точно все другие женщины: всегда сунешься с своею речью, не узнав прежде, в чем дело.

Злюшка снова возвратилась в свою корзинку, униженная, а ее господин продолжал ужинать в молчании, которое Адам не хотел прерывать: он знал, что старик будет в лучшем расположении духа, когда поужинает и закурит трубку. Адам очень часто слышал, как он говорил таким образом, но все-таки не был знаком с прошлой жизнью Бартля настолько, чтоб знать, основывалась ли его точка зрения на семейную жизнь на опыте. Касательно этого предмета Бартль был нем; даже было тайной, где он жил прежде последних двадцати лет, в продолжение которых, к счастью крестьян и ремесленников окрестной страны, он поселился между ними как их единственный школьный учитель. Если решались обратиться к Бартлю с некоторого рода вопросом по этому предмету, то учитель всегда возражал: «О, я видел много мест… я долгое время был на юге»… и жители Ломшейра скорее готовы были спросить о каком-нибудь особенном городе или селении в Африке, нежели на «юге».

– Ну, мой друг, – сказал наконец Бартль, наполнив себе вторую кружку эля и закурив трубку, – ну, теперь мы поболтаем. Но скажите мне прежде, не слышали ли вы особенных новостей сегодня?

– Нет, – сказал Адам, – нет, сколько мне помнится.

– А, это содержится в тайне, это содержится в тайне, кажется. Но я узнал об этом случайно, и новость может касаться вас, Адам, в противном же случае я подумаю, что не умею различить квадратный фут от кубического.

Здесь Бартль несколько раз затянулся громко и быстро, серьезно смотря в это время на Адама. Нетерпеливый болтливый человек не думает, что может поддержать огонь в трубке, куря спокойно и верно; он всегда дает ей почти потухнуть и потом наказывает ее за такую небрежность. Наконец он сказал:

– Сачелля разбил паралич. Я узнал об этом от мальчика, посланного в Треддльстон за доктором, сегодня утром раньше семи часов. Ему уж далеко за шестьдесят, вы знаете; он уж едва ли перенесет это.

– Ну, – сказал Адам, – я думаю, приход больше обрадуется, нежели опечалится о том, что он должен слечь. Он был человек самолюбивый, злостный, переносчик при всем том, никому им не сделал столько вреда, как самому старому сквайру. Впрочем, порицать за это нужно самого же сквайра: такого глупого человека он сделал управляющим по всем частям, и только для того, чтоб сберечь издержки и не иметь порядочного управителя, который надзирал бы за имением. И он потерял больше от дурного управления лесами, я в том уверен, нежели сколько могли бы стоить ему два управителя. Если Сачелл отправится, то надобно ожидать, что его место займет человек лучше его, но все-таки я не вижу, каким образом это обстоятельство может касаться меня.

– А я так вижу это, а я так вижу это, – сказал Бартль, – а кроме меня еще другие. Капитан скоро будет совершеннолетним – это вам так же хорошо известно, как и мне, и надобно ожидать, что у него теперь будет больше голоса в делах. А я знаю, да и вы также знаете желание капитана касательно лесов, если б только представился благоприятный случай к перемене. Он при всех говорил, что сделал бы вас управителем лесов завтра же, если б только это было в его власти. Вот и Карроль, буфетчик мистера Ирвайна, слышал, как капитан говорил это пастору несколько дней назад. Карррль заглянул к нам, когда мы собрались и курили трубки в субботу вечером у Кассона, и рассказал об этом; а если кто-нибудь скажет о вас доброе слово, то пастор всегда поддакнет, за это я вам поручусь. Я могу вам сказать, что у Кассона было довольно говорено об этом деле, и некоторые, правда, бросали и каменьями в вас. Ведь если ослы примутся петь, то вы знаете, что выйдет за музыка.

– А мистер Бердж слышал, как вы говорили обо мне? – сказал Адам. – Или его не было там в субботу?

– Нет, он ушел еще до прихода Карроля, а Кассон – вы знаете, он всегда знает все лучше других, – настаивал на том, что управление лесом следовало бы поручить Берджу. «Человек зажиточный, – говорил он, – который около шестидесяти лет все возился с строевым лесом, Адам Бид мог бы точно так же действовать под его руководством, да и трудно предположить, чтобы сквайр назначил такого молодого парня, как Адам, когда есть под рукой люди и старше и лучше его». Но я сказал ему: «Это прекрасное замечание с вашей стороны, Кассон. Ну, Бердж – человек, который сам должен покупать лес для себя; неужели вы отдадите леса в его руки и позволите, чтоб он торговал в свою пользу? Вы, я думаю, не допустите, чтоб ваши посетители сами записывали бы мелом, что выпили – не правда ли?.. что ж касается лет, это все-таки зависит от достоинства напитка. Ведь всем нам очень хорошо известно, кто был правой рукой Джонатана Берджа во всех делах».

– Благодарю вас за доброе слово, мистер Масси, – сказал Адам – Но при всем том Кассон был отчасти прав. Не очень это вероятно, чтоб старый сквайр согласился назначить меня: я оскорбил его года два назад, и он не простил мне этой обиды.

– Что, как же это случилось? Вы никогда не говорили мне об этом, – сказал Бартль.

– О! это была сущая глупость. Я делал рамку для ширмочки Лидии – вы знаете, она всегда занимается своею гарусною работою, – и она дала мне подробные приказания касательно этой ширмочки, тут столько было разговоров и размериваний, словно нужно было дом построить. Как бы то ни было, работа была очень миленькая, и я охотно занялся ею. Но знаете, эти маленькие безделки стоят очень много времени. Я же работал над этой вещью только в свободное время, часто поздно ночью, а между тем должен был нередко ходить в Треддльстон, то за кусочком меди, то за другими пустыми принадлежностями. Я выточил крошечные шишечки и ножки и сделал резную работу по образцу так мило, как только могло быть. Я был необыкновенно доволен своею работою, когда она была готова. Когда я снес ее в дом, то мисс Лидия приказала послать меня в гостиную, чтоб показать мне, как вставить вышиванье, чрезвычайно миленькую работу, Иаков и Рахиль целуются, а кругом овцы, словно картина, и старый сквайр сидел тут же в комнате; он все больше сидит с ней. Ну, она была очень довольна ширмочкой и потом хотела знать, что стоит. Я не говорю как попало, вы знаете, во мне нет этого; я рассчитал все очень аккуратно, хотя и без всякой записки, и сказал: один фунт тринадцать шиллингов. Это значило заплатить за материалы и заплатить мне, но вовсе не слишком много за мою работу. Но старый сквайр при этом взглянул на меня, поглядел, знаете, по-своему на ширмочку и сказал: «Один фунт тринадцать за такую игрушку! Лидия, моя милая, если вы должны тратить деньги на такие вещи, зачем же вы не покупаете их в Россетере, а платите двойную цену за такую топорную работу, такие вещи вовсе не дело плотника, как Адам. Дайте ему гинею, но уж никак не более». Ну, мисс Лидия, я думаю, поверила ему, да и сама она нельзя сказать, чтоб охотно расставалась с деньгами… она в сущности недурная женщина, но выросла у него под большим пальцем; таким образом она стала рыться в своем кошельке и покраснела как лента. Но я поклонился и сказал: «Нет, благодарю вас, сударыня, я подарю вам ширмочку, если угодно. Я назначил за работу правильную цену, и знаю, что работа сделана хорошо. Прошу вашу милость извинить меня, но я знаю, что вы не получите такой ширмочки в Россетере менее чем за две гинеи. Я охотно отдаю вам мою работу, она исполнена в мое собственное время, и до нее нет дела никому, кроме меня, но если вы хотите заплатить мне, то я не могу взять меньше той цены, которую спросил, потому что тогда, пожалуй, можно было бы сказать, будто я спросил больше, чем следовало. С вашего позволения, сударыня, желаю вам доброго утра». Я поклонился и вышел, так что она не успела ничего сказать: она стояла с кошельком в руке и имела почти глупый вид. Я вовсе не думал выказать неуважения и говорил, как только мог вежливо, но я не могу поддаться человеку, который хочет доказать, что я стараюсь обмануть его. Вечером лакей принес мне один фунт тринадцать, завернутые в бумагу. Но с тех пор я видел очень ясно, что старый сквайр не может терпеть меня.