Книга Царь Федор Алексеевич, или Бедный отрок - Дмитрий Володихин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Милославские противились Языкову, у них имелась иная претендентка — из знатнейшего боярского рода Салтыковых. Женитьба царя на ставленнице Милославских означала бы возвращение к ним изрядной доли утраченного влияния.
Но претендентка из рода Апраксиных победила.
Маленькая свадебка в дворцовом храме. Присутствуют лишь самые близкие люди. Царь, едва живой, венчается, не поднимаясь из кресла. Молодая жена с испугом глядит на суженого — бледный царь выглядит как мертвец, восставший из гроба…
Брак продолжался десять недель. Затем царя земного призвал к себе Царь Небесный, а Марфа Матвеевна осталась безутешной вдовой. Она не могла обрести утешение в детях, поскольку не успела забеременеть. Возможно, ей не пришлось изведать и самых простых семейных радостей, поскольку сильно хворавший царь Федор Алексеевич сделался перед смертью весьма ограничен в физических возможностях. В.Н. Татищев выразил полную уверенность на сей счет: «Сия государыня царица, как многие достоверные утверждали, девицею по нем осталась и, в совершенной добродетели жизнь свою препровождая, в 1715-м году его величеству возпоследовала»[239].
К женщине этой следует отнестись почтительно. Марфа Матвеевна отличалась большим благочестием, строгостью нрава и любовью к московской старине. Она много жертвовала на Церковь. Сам Петр 1 выказывал ей уважение. Царственная вдова пережила супруга на треть столетия, но ничем не запятнала его имя. Зато родство с нею, а значит, и с царской семьей позволило братьям ее подняться на уровень крупных государственных деятелей. Генерал-адмирал Федор Матвеевич Апраксин разбил шведов на море при Гангуте и на суше у реки Пелкин. Имя его свято для русского военно-морского флота. Петр Матвеевич Апраксин также успешно бил шведов, бывал астраханским, а затем казанским губернатором, возглавлял Юстиц-коллегию. Под конец жизни он сделался генерал-губернатором Санкт-Петербурга.
Перемена в расстановке политических сил в результате царского брака — обычное дело при московском дворе. Приход молодой царицы Марфы Матвеевны в сложную систему придворных счетов ничуть не изменил этого обычая.
По словам современника-иноземца, «девица Мария Евпраксимовна» (Апраксина), «дочь бедной вдовы», «была крестной дочерью Артемона (Артамона Матвеева. — Д. В.). Она била челом своему мужу царю, чтобы вернуть из дальней ссылки Артемона. Когда он приближался из ссылки к Москве, партия его снова стала подниматься в гору…»[240]. Государь велел возвратить Артамону Сергеевичу его дом и земельные владения. Правда, смерть Федора Алексеевича застала Матвеева в Лухе, а потому монарх не успел объявить опальному вельможе милость и прощение. Но, так или иначе, сам Матвеев и его родня, накрепко связанные с царевичем Петром, действительно подняли голову.
Возможно, действиями царицы-сироты руководил боярин Языков. Он, как и Лихачевы и другие неродовитые, а потому во всем зависевшие от милости Федора Алексеевича вельможи, опасался за свое положение. Князь В.В. Голицын — другое дело. Он являлся одним из самых знатных аристократов Московского царства и к тому же весьма богатым человеком. Смерть царя его не уничтожила бы: князь и сам по себе стоил много. А вот люди попроще, пониже — те очень беспокоились.
Видимо, их заинтересовал альянс с Матвеевым и Нарышкиными, а в конечном итоге — фигура царевича Петра как «игрушечного» наследника. Коалиция с новыми союзниками обещала им хоть какую-то «игру» за удержание власти. Для этого потребовалось срочно вернуть Матвеева из ссылки, завязать с ним отношения и т. д.
Правда у всей этой грустной ситуации со вторым браком Федора Алексеевича одна. Бесконечно жаль несчастного молодого человека, отчаянно барахтавшегося в ледяных водах близящейся смерти. Бесконечно жаль его жену — молодую, прекрасную, набожную женщину, и трех месяцев не обнимавшую мужа своего… Так худо сложилось их супружество, так несчастливо! Лишь каменное сердце не наполнится сочувствием при знакомстве с этой историей…
А вот лукавых советников царя, пусть и умных людей, не жаль совершенно. По всей видимости, они ускорили смерть Федора Алексеевича. Но даже не в том дело. Скверно, некрасиво было играть его чувствами на пороге могилы. Какая вышла грязь: подсунуть умирающему девицу, желая сотворить из нее орудие политической интриги! Если приведенные выше соображения о роли Языкова и его «партии» точны, а это весьма вероятно, то придется отказать этим людям в чести и благонравии. Дрянным нутром, думается, обладал Языков — «первый министр» Федора Алексеевича. Затеяв «со товарищи» хитрую комбинацию, он вызвал настоящую большую смуту и принял лютую смерть. Душа не поворачивается скорбеть о нем.
Итак, есть основания полагать, что группа худородных «выдвиженцев» государя Федора Алексеевича начала активные действия, желая остаться у власти[241].
Их естественными недоброжелателями являлись родовитые аристократы и «партия» Милославских, стоявших за царевичем Иваном. Фигурой номер один в лагере Милославских стала царевна Софья. Пока не умер Федор Алексеевич, она не предпринимала решительных действий, но постаралась сколотить сильную коалицию сторонников. Судя по иноземным известиям, «в конце царствования Федора царевна Софья, хорошо видя, что этот монарх, одолеваемый падучей болезнью, не проживет долго, решила выйти из монастыря, вопреки установленному обычаю, согласно которому дочери царского дома должны там проводить всю жизнь, не имея возможности выйти замуж. Под предлогом того, чтобы ухаживать за братом, к которому она выказывала большую любовь, она воспользовалась случаем, чтобы вкрасться в доверие к знати, завоевать народ своими милостями и приучить и тех, и других к тому, чего они никогда не видели. Но подобный план не мог бы иметь успеха без большой партии сторонников, и она решила ее составить; изучив достоинства всех, она сочла, что нет никого достойнее, чтобы стать во главе ее, чем князь Голицын… Так как это человек больших достоинств, происходящий, без сомнения… из младшей линии… литовских князей… дома Ягеллонов[242], знать казалась сначала весьма довольной этим выбором, уверяя себя, что он будет правителем лишь по имени, а они разделят всю власть с ним. Но этот князь, имея больше ума, чем вся Московия вместе взятая, не взял на себя труд убаюкивать их такими надеждами, что ему и удалось после царствования Федора, закончившегося достаточно внезапной смертью»[243]. Иначе говоря, Голицын пошел на альянс с Софьей, но не захотел делиться выгодами, проистекающими от этого альянса, с прочей знатью.
