Книга Золото Монтесумы - Икста Майя Мюррей

— Но почему вы оказались в поезде?

— Потому что хочу быть уверенным в том, что ты нашла это золото и при этом осталась живой и невредимой. — Его лицо приняло выражение озабоченности. — Иначе говоря: я очень любопытный. Мне хотелось узнать, как ты справилась с этой игрой. Хотелось самому это видеть.

— Что видеть?

— Правда ли то, что сказала о тебе Хуана.

— А что она сказала?

Он пристально вглядывался в меня.

— Что ты — моя дочь.

При слове «дочь» я ощутила необыкновенное смятение.

— Вы считаете, что мама вас обманула? — с надеждой спросила я.

— Нет, конечно, нет! Я хотел сказать, что ты и в самом деле пошла в меня. То есть что ты яблочко, недалеко упавшее от яблони. Думаешь, у меня не было любовных историй с женщинами, бегавшими за мной со своими отпрысками и требовавшими, чтобы я признал в них своих детей? Черт побери! Некогда мне было с ними возиться, да и по характеру я не такой деликатный и вежливый, как городской дружок Хуаны, что вырастил тебя. Только не думай, я вовсе не хочу его обидеть. Потому что такой парень, как я… Черт! Словом, какой из меня отец! Как видишь, я не способен быть нежным папулей. Лучше бы мы с Хуаной никогда не встречались.

— Я про вас многое знаю, — сказала я. — И про ваши испытания — мне рассказывала про них Иоланда. Когда ей было двенадцать, в джунглях…

— А думаешь, почему она стала такой смелой и выносливой? Только такая женщина и может выжить на этой смердящей свалке, какой стала наша планета.

Поняв, что эта тема уведет нас в нежелательном направлении, я заговорила о другом:

— Говорят… Я читала, что вы… что де ла Роса умер здесь, в Венеции. Свидетельство о смерти выглядит достаточно убедительно.

Томас только улыбнулся:

— Я понимаю, что мне не следовало бы показываться. Так было бы лучше для Ио, да и для всех остальных. И можно было, слывя мертвым, спокойно присматривать издали за Иоландой, как это и делают покойники. И как же мне было хорошо без этих назойливых женщин! Но беда в том, что у всех наших родственников одна и та же проблема. Уж слишком они все любознательные да неуемные, вечно суют свой нос туда, куда не следует. Хотя ты наверняка уже слышала об этом. Твоя мать, должно быть, рассказывала тебе о семье…

Я промолчала, но мое лицо выдавало меня.

— А может, и нет. Скорее всего она не говорила об этом, жалея старину Мануэля. Очень хороший человек. Но все-таки жалко, что ты ничего не знаешь о своих предках. Тогда ты поняла бы, почему ты такая… такая странная.

Я затаила дыхание.

— Что вы хотите сказать?

— Что я хочу сказать? Посмотри-ка на себя. Ты же до мозга костей настоящая де ла Роса. Даже когда ты злишься, кричишь и фыркаешь, дорогая. Если хочешь, я расскажу тебе кое-что о нас. Покажу тебе, откуда у тебя такая натура. Что еще ты унаследовала помимо этого письма. Хочешь, малыш?

Я молчала.

— Вижу, что хочешь. Потому что ты, Лола, напоминаешь мне твоего деда. Своим пристрастием к книгам и тем, как два года назад ты очертя голову кинулась в джунгли. Так вот, твоего деда звали Хосе Диего де ла Роса. Он исходил всю Аргентину, разыскивая меч, принадлежавший, как он уверял, королю Артуру, а позднее унаследованный и спрятанный верной подругой Че Гевары. Он бродил по Патагонии с рюкзаком, тяжелым от секстантов, барометров и книг по истории, в поисках этого меча. «Я думаю, что меч лежит на дне лагуны Негра, мой мальчик, его туда забросили по приказу главарей революционно-партизанского движения, выражая тем самым свое презрение к нему», — поведал он мне, подсовывая одну из своих книг. Клянусь Иисусом, он был гением и пришел к правильному выводу, предположив, что меч находится на дне лагуны. Но не успел он хорошенько изучить меч, как был смертельно ранен шестью пулями, выпущенными каким-то недобитым перонистом. А еще… Девочка, уж не собираешься ли ты упасть в обморок? Ты хорошо себя чувствуешь?.. А еще была у тебя такая прабабка, по имени Иксалуо. Ноги у нее были кривыми, как у балаганного уродца, но это не помешало ей в начале XIX века отчаянно сражаться с испанцами за независимость Гондураса. Подсмотрев, как те изготовляют пороховую смесь, она смастерила самопальную мину и устроила взрыв в лагере неприятеля, унесший жизнь 80 солдат. Однако и сама она при этом погибла…

— Ну хватит уже! — воскликнула я, хотя его рассказ страшно заинтересовал меня. Мне очень хотелось узнать больше об этой необычной, неизвестной мне семье, словно сошедшей со страниц моих любимых книг. Я готова была не есть и не спать, а только слушать, как мой столь неординарный отец объясняет мне, как я стала такой, какая есть. Но я считала себя не вправе слушать его рассказы, потому что это было бы предательством по отношению к Мануэлю. — Прекратите!

Он небрежно откинулся назад.

— Ничего, Лола. Я расскажу, когда ты будешь к этому готова. — Затем более деловитым тоном добавил: — Все равно нам пора заканчивать этот разговор.

— Почему?

— Потому что ты должна кое-что сделать. Это насчет Марко. Я для того тебя и вызвал. Я все время слежу за ним, вижу, как он плачет и поигрывает пистолетом, прихваченным у парня, оставленного вами в луже крови в Риме. Ему кажется, что он больше не нравится тебе, Лолита! А он считает тебя единственной девушкой в этом огромном и ужасном мире, понимающей его, способной оценить его ум и посочувствовать ему в его тоске об отце. Но если я позволю ему размышлять слишком долго, он может свернуть не в ту сторону. То же самое произошло на войне с его папашей — жуткое зрелище! И мне не хочется толковать с ним, пока мы не удалимся подальше от этих не в меру предприимчивых ребятишек, коими полон поезд. Поэтому тебе придется пойти и успокоить его, что тебе так хорошо удается, если верить его болтовне. Наговори ему о том, что он будет загребать золото обеими руками, станет наконец маленьким Гитлером, признайся, слегка смущаясь, что ты считаешь его замечательным и никем не понятым авантюристом. И постарайся сделать это скорее, пока у него не начался припадок, потому что тогда мне придется плохо поступить по отношению к нему прямо на глазах у всех.

— Я не хочу, чтобы вы с ним что-нибудь сделали, — сказала я. — И не надо, чтобы он вас увидел.

— Как тебе известно, когда мне нужно, я умею становиться невидимкой.

Я в отчаянии схватилась за голову:

— И Иоланда…

— Насчет нее не беспокойся. Я позабочусь об Иоланде, она моя любимая девочка. Так же, как я позабочусь о тебе и твоей матери…

— Вы позаботитесь о маме и обо мне?

В его обещании почувствовалась угроза Мануэлю, и мне захотелось схватить Томаса за воротник, закричать, обвинить его в чем-нибудь, словом, сделать так, чтобы никогда больше его не видеть.

Но ничего подобного не произошло. В Сиене я читала его лицо, как книгу, и хотя раньше никогда не встречалась с ним, узнала с первого взгляда. Глядя на своеобразно красивое лицо этого человека, я вдруг поняла почему. Я узнала его потому, что увидела в нем себя. Я походила на этого изворотливого медоточивого разрушителя даже больше, чем Иоланда. С этим словоохотливым отцом, бросившим свою дочь, у меня было больше общего, чем с мамой.