Книга Власть холодного железа - Патриция Бриггз

— Вы изнасилованная девушка. Та, что убила друга моего брата.

За промежуток между вдохом и выдохом я отказалась от дружеского подхода.

— Мерседес Томпсон. Жертва насилия, которая убила Тима Милановича. А ты Джейкоб Саммерс, который вместе с приятелем решил, что будет легко побить мою подругу Джесси.

Он побледнел, и я почуяла запах вины. Это хорошо.

— Она никому не сказала про вас, потому что знала, что ее отец убьет вас.

Я ждала, что учую страх, но к вине ничего не добавилось. Должно быть, он решил, что я выражаюсь фигурально.

— Но я пришла сюда не поэтому, — сказала я. — Точнее, это не единственная причина, по которой я пришла. Думаю, ты должен знать правду о том, как умер твой брат. Это в газеты не попадет.

И я рассказала, что сделал с его братом Тим и как он это сделал.

— Значит, эта волшебная штука заставила моего брата убить себя? Я думал, это игрушки.

— Даже игрушки в неосторожных руках могут быть опасны, — ответила я. — Но нет. Тим убил твоего брата, как убил О'Доннелла. Если бы у него не было кубка, он воспользовался бы пистолетом.

— Зачем ты мне это говоришь? Не боишься, что я расскажу людям, как опасны эти вещи?

Вопрос хороший, и ответ потребовал некоторого переплетения истины с ложью.

— Полиция знает подлинную историю. А газеты тебя всерьез не примут. Как ты узнал? Мне сказала Мерси Томпсон. А я скажу: нет, сэр, в жизни его не видела. История занимательная, но все произошло совсем не так. Твои родители… — Я вздохнула. — Думаю, твоим родителям лучше думать, что он покончил самоубийством.

По его лицу я видела, что в этом он согласен с братом. Не понимаю я некоторых людей. Если сталкиваешься со злом, его ни с чем не спутаешь: ни с вервольфами, ни с тинейджерами, одетыми в черное и с пирсингом на пирсинге, ни с магией волшебного народа, даже очень сильной.

— Истинная причина, почему я рассказала тебе об этом так мало, в людях, которые могут поверить, что ты из малого народа. И если они решат, что ты им мешаешь, с тобой темной ночью может произойти несчастный случай. Надо отдать этим людям должное: они этого не хотят. Не хотим ни мы, ни малый народ, ни ты. И будет лучше, если ты не станешь болтать.

— Так зачем ты мне все это рассказываешь?

Я посмотрела на него, потом на Остина, который стоял за ним. У Джейкоба мурашки пошли по коже, но он не обращал на это внимания.

— Потому что однажды, когда я была еще ребенком, кое-кто близкий мне совершил самоубийство, — сказала я. — И я подумала, что тебе важно знать: твой брат не был эгоистом, он тебя не бросил. — Я посмотрела на реку. — И, если тебе это поможет, Тим не ушел от расплаты.

Его реакция подтвердила: тот, кто когда-то нравился Джесси, небезнадежен.

— Тебе помогает осознание, что он мертв? — спросил он.

Ответ был ясен по моему лицу.

— Иногда. Почти всегда. А иногда совсем не помогает.

— Думаю… думаю, я тебе верю. Остину было ради чего жить — а у тебя нет причин лгать мне. — Он чихнул, потом вытер мокрый нос о плечо, стараясь не показать, что плачет. — Это помогает. Спасибо.

Я покачала головой.

— Не за что. Это только одна из причин, по которым я пришла. Ты должен знать, почему нельзя обижать Джесси. Бен! Выгляни ненадолго.

Я бросила палку, и Бен побежал за ней. Я была права. Он наслаждался. Пугать хулиганствующих подростков — как раз в его стиле.

Мы мягко обошлись с Джейкобом. Бен сыграл великолепно. Он был достаточно страшен, чтобы Джейкоб понял: у Джесси есть основания опасаться, что ее отец убьет всякого, кто ее обидит, но в то же время достаточно мягок, чтобы Джейкоб в конце концов попросил разрешения дотронуться до него.

Бен, как и Хани, прекрасен — и достаточно тщеславен, чтобы наслаждаться вниманием. А Джейкоб, решила я, вполне исправим — ему стало стыдно, что он обидел Джесси. Больше он так не сделает.

Я узнала имя его приятеля… и имя подружки приятеля, которая все это придумала. Мы навестили и их. Бен был по-настоящему страшным пугалом — конечно, вервольфы вообще страшны. Не знаю, захочется ли мне когда-нибудь познакомиться с этими двумя, но к Джесси они больше приставать не будут.

Иногда я нисколечки не хорошая. И Бен тоже.

В воскресенье я отправилась в церковь и старалась делать вид, что все смотрят на Уоррена и Кайла, которые пошли со мной. Но пастор Хулио остановил меня у выхода.

— С тобой все в порядке? — спрйсил он.

Он мне нравится, поэтому я не зарычала, не укусила его и вообще не сделала ничего из того, что хотелось сделать.

— Если еще кто-нибудь спросит меня об этом, я упаду на пол и у меня изо рта пойдет пена, — ответила я.

Он улыбнулся.

— Позвони, если что-нибудь понадобится. Я знаю пару хороших консультантов.

— Спасибо, обязательно.

Только в машине Кайл рассмеялся.

— Пена изо рта?

— Ты должен помнить, — сказала я. — Несколько месяцев назад мы смотрели «Изгоняющего дьявола»[56].

— Я тоже знаю одного-двух неплохих консультантов, — сказал он. Ему хватило ума продолжить, не дав мне ответить: — Так что мы делаем сегодня?

— Что сегодня делаешь ты, не знаю, — ответила я. — А я попробую заставить своего «кролика» снова бегать.

В сарае, который служит мне гаражом, было на двадцать градусов холоднее, чем снаружи, на пропеченном солнцем воздухе. Я с минуту постояла в темноте, справляясь с паникой, вызванной запахами масла и смазки. Это был первый приступ паники за день, ровно в три раза меньше, чем накануне.

Уоррен ничего не сказал — ни когда у меня перехватило дыхание, ни когда дыхание восстановилось. Это одна из причин, почему я его люблю.

Как только пот на моей рубашке начал высыхать, я включила свет.

— Я не слишком оптимистично рассматриваю шансы «кролика», — сказала я Уоррену. — Когда мы с Гэбриэлем пригнали его домой, я кое-что проверила. Похоже, Файдел превратил бензин в морскую воду, и она стоит в баке с четверга.

— Это плохо.

Уоррен знает о машинах примерно столько же, сколько я о коровах. То есть ничего не знает. Кайл чуть лучше, но, будь у него выбор, он проголосовал бы за дом с кондиционером и дешевое шоколадное печенье.

Я открыла капот и посмотрела на старый двигатель.

— Вероятно, дешевле отыскать на свалке другой, а этот разобрать на запчасти.

Проблема в том, что я должна слишком многим — кредиторов гораздо больше, чем денег. Я должна Адаму за ущерб, нанесенный его дому и машине. Он ничего не сказал, но я должна заплатить. А я со среды не работала.