Книга Убийство в теологическом колледже - Филлис Дороти Джеймс

– Есть еще кое-что, – с проблеском надежды и торжества произнес он. – Думаю, я могу доказать, что не возвращался. В одиннадцать тридцать по нашему времени я звонил своей девушке в Нью-Йорк. У нас сейчас конфетно-букетный период: мы говорим по телефону почти каждый день. Я звонил по мобильному, могу дать номер. Я не стал бы болтать полчаса, если бы собирался убить архидьякона.

– Да, – согласился Пирс, – но не в случае, если убийство было спланированным.

Впрочем, заглянув в испуганные глаза Стэннарда, Дэлглиш понял, что одного подозреваемого с большой долей вероятности можно было исключить. Стэннард понятия не имел, как погиб архидьякон.

– Завтра утром я должен вернуться в университет, – заявил Стэннард. – Я хотел уехать сегодня вечером, а Пилбим собирался меня подбросить до Ипс-вича. Вы не можете меня здесь задерживать, я не сделал ничего плохого. – И, не получив ответа, добавил наполовину примирительно, наполовину раздраженно: – Послушайте, у меня есть паспорт. Я всегда ношу его с собой, так как машину не вожу, а личность подтверждать как-то нужно. Полагаю, что, если я его вам оставлю, вы меня отпустите.

– Инспектор Таррант выпишет вам расписку. Дело еще не закончено, но вы можете ехать.

– Вы же не расскажете ничего Себастьяну Мореллу?

– Нет, – сказал Дэлглиш, – это сделаете вы.

16

Дэлглиш, отец Себастьян и отец Мартин встретились в кабинете директора. Отец Себастьян припомнил разговор с архидьяконом, который состоялся в церкви, почти слово в слово. Он воспроизводил диалог, словно цитировал, не задумываясь, но по тону Дэлглиш отметил, что директор недоволен собой. В конце священник замолчал, не предоставив никаких объяснений и не делая никаких попыток оправдаться.

Все это время отец Мартин тихо сидел, склонив голову, в кресле рядом с камином, безмолвно, весь внимание, словно слушая исповедь.

– Спасибо, отец, – прервал повисшую паузу Дэлглиш. – Это совпадает с рассказом Стэннарда.

– Простите, если я вторгаюсь в зону вашей ответственности, – сказал отец Себастьян, – но тот факт, что Стэннард прятался в церкви вчера днем, не означает, что он не вернулся туда позже ночью. Я правильно понимаю, вы его больше не подозреваете?

Дэлглиш не планировал рассказывать, что Стэннарду не был известен способ убийства архидьякона. Едва он задался вопросом, не забыл ли отец Себастьян о важности пропавшего ключа, как директор произнес:

– Понятно, что, поскольку он снял с ключа слепок, ему не нужно было забирать его из кабинета. Но наверняка он мог провернуть это для отвода глаз.

– Да, такое возможно, – сказал Дэлглиш, – если допустить, что убийство было спланировано заранее, а не произошло под влиянием порыва. Нельзя сказать, что со Стэннарда снято подозрение – в настоящий момент под подозрением находятся все до одного, но я разрешил ему уехать и думаю, что вы будете рады больше с ним не встречаться.

– Несказанно рады. Мы уже начали подозревать, что повод для его визитов, как он нам его изложил – исследование быта и нравов ранних трактарианцев, – на деле прикрывал какие-то иные цели. Особенно ему не доверял отец Перегрин. Но дед Стэннарда был старшим партнером в адвокатской фирме, которая работала с колледжем с девятнадцатого века. Он многое для нас сделал, и мы не хотели обижать его внука. Наверное, архидьякон оказался прав: мы – заложники нашего прошлого. Моя встреча со Стэннардом прошла напряженно. В его тоне слышалась смесь хвастовства и софистики. И оправдания для своей алчности и лживости он выбрал не самые оригинальные: апеллировал к святости исторической науки.

За время беседы отец Мартин не произнес ни слова. Они с Дэлглишем молча вышли из приемной. Но оказавшись снаружи, священник вдруг остановился и спросил:

– Ты бы хотел взглянуть на папирус?

– Да, очень.

– Я храню его у себя в гостиной.

Они взобрались по винтовой лестнице на башню. Комната оказалась не очень удобной, зато вид из нее открывался захватывающий. Создавалось впечатление, что ее меблировали разрозненными предметами, которые и выставить на всеобщее обозрение нельзя – слишком старые, и выбросить жалко – еще хорошие. Подобное смешение порой создавало атмосферу радостной интимности, но здесь лишь навевало тоску. Впрочем, Дэлглиш сомневался, что отец Мартин это замечал.

На северной стене в коричневой кожаной рамке висела небольшая гравюра на религиозную тему. Ее трудно было разглядеть, но, казалось, она не имела особой художественной ценности, а краски настолько выцвели, что сложно было разобрать даже центральную фигуру Девы Марии с младенцем. Отец Мартин снял ее, поднял верхнюю часть рамы и вытащил гравюру. Позади между двумя стеклами находился какой-то кусок толстого картона, весь потрескавшийся, с рваными краями, испещренный черными строками, написанными небрежно, острым почерком.

Отец Мартин не стал подносить его к окну; текст был на латыни, и Дэлглиш разобрал только заголовок. В правом углу, где папирус надорвался, похоже, раньше стояла какая-то округлая метка. Он ясно разглядел волокна тростника.

– Его исследовали лишь однажды, – сказал отец Мартин, – вскоре после того, как его получила мисс Арбетнот. Сомнений в том, что сам папирус древний, видимо, нет, почти наверняка он датируется первым веком нашей эры. Ее брату, Эдвину, не составило бы большой сложности завладеть им. Он ведь был, как тебе, вероятно, известно, египтологом.

– Но зачем он передал его сестре? – спросил Дэлглиш. – Вне зависимости от происхождения документа поступок чудной. Если папирус сфабриковали, чтобы опровергнуть веру мисс Арбетнот, то зачем хранить все в секрете? А если он считал документ настоящим, разве это еще не более веская причина его опубликовать?

– Как раз в основном поэтому, – начал отец Мартин, – мы всегда считали документ фальшивкой. Зачем с ним расставаться, если, доказав, что папирус подлинный, он снискал бы славу и авторитет? Возможно, он хотел, чтобы сестра его уничтожила. Эдвин скорее всего сделал фотографии и, если бы она так поступила, мог бы обвинить колледж в умышленном уничтожении папируса огромной значимости. Она, похоже, поступила мудро. А вот что двигало им, объяснить сложнее.

– Остается вопрос, – сказал Дэлглиш, – зачем Пилату отдавать приказ в письменном виде. Всего-то делов – шепнуть словечко кому надо.

– Не обязательно. Это как раз мне не кажется странным.

– Но сейчас, – сказал Дэлглиш, – все решаемо, если вы действительно этого хотите. Даже если сам папирус относится ко времени Христа, можно датировать по радиоуглероду чернила. В наше время есть возможность узнать правду.

Отец Мартин с превеликой осторожностью поместил репродукцию, а затем и рамку на место. Потом повесил картину на стену и сделал шаг назад, оценивая, ровно ли она висит.

– Ты, Адам, похоже, веришь, – сказал он, – что правда не может причинить вреда.

– Ну, я бы так не сказал. Но я верю, что мы должны ее искать, какой бы неприятной она в итоге не оказалась.