Книга Безымянные тюльпаны. О великих узниках Карлага - Валерий Могильницкий

Его труды привлекали ученых всего мира, получали все новые положительные отзывы. Но тут Сталин дал команду вернуть командированных ученых в СССР. Зубра вызвали в советское посольство. Но Николай Владимирович сразу почувствовал, что стоит за этим. Да, возвращение в СССР было опасным для него, во-первых, потому что он был из дворянской семьи, а во-вторых, потому что в стране процветала вовсю «лысенковщина», объявившая генетику буржуазной и вредной наукой. Под видом борьбы с генетикой Трофим Лысенко, а также его идеолог, его «золотое перо» И.И. Презент и их окружение, поддерживаемые самим Сталиным, объявили самый настоящий террор светлым умам России, профессорам и докторам, известным биологам, называя их врагами народа, вредителями и диверсантами. Начались повальные аресты ученых, их расстрелы. Один из шведских ученых, прилетев из СССР в Германию, передал Тимофееву-Ресовскому письмо от его учителя, знаменитого советского биолога Кольцова, который советовал ему не спешить домой, переждать, «пересидеть за рубежом страшное время». В стране началась травля даже выдающегося ученого Николая Ивановича Вавилова, которого обожал Тимофеев-Ресовский. Зубр довольно часто любовался старой фотографией, сделанной в Калифорнии в Пасадене, на которой он был изображен с основателем генетики Томасом Морганом и Николаем Ивановичем Вавиловым. Американскому ученому и его школе удалось обосновать и блестяще развить хромосомную теорию наследственности, согласно которой хромосомы являются носителями генов и тем самым определяют наследственные свойства клеток и организмов. Элементарные сведения о хромосомной теории наследственности сейчас люди находят в любом школьном учебнике общей биологии. Но в те годы не все было ясно с теорией Моргана, и советские ученые Вавилов и Тимофеев-Ресовский отправились за океан к нему, чтобы поработать в его лаборатории. Там они окончательно убедились в справедливости его хромосомной теории наследственности. По приезде в СССР Вавилов создает в Царском Селе генетическую станцию, собирает вокруг себя очень сильную группу советских ученых. Он создает мировую коллекцию культурных растений, организует так называемые географические посевы в 150 пунктах страны, изучая поведение одного и того же сорта в разных условиях среды. За эту работу Вавилов на Международном съезде в Италии был удостоен золотой медали. Тимофеев-Ресовский от души поздравил Николая Ивановича с этой наградой.

И вот Зубр узнает, что Вавилов подвергается нападкам со стороны малограмотных сталинистов, его начинают преследовать. Растут репрессии среди морганистов. В 1929 году подвергается аресту создатель эволюционной генетики, выдающийся биолог мира Сергей Сергеевич Четвериков. Начинаются нападки и на друга Зубра — биолога Николая Константиновича Кольцова… Арестовали профессора Райнова, выгнали из Ленинградского университета профессора Филипченко, и у того не выдержало сердце — скончался во время ареста. «Береги себя, Коля, — пишет Кольцов Тимофееву-Ресовскому. — Да хранит тебя Бог от сталинизма!»

Когда Зубра вызывают в советское посольство, предлагают немедленно, срочно выехать на Родину, он отказывается, громко хлопнув дверью. Его поддерживает жена Леля (Елена Александровна), может, оно к лучшему, ехать в СССР тогда было бы безумием, самоубийством…

В 1940 году до Зубра докатилась страшная весть — арестован Николай Иванович Вавилов. А затем ему сообщили, что скончался и Николай Константинович Кольцов. И Вавилов, и Кольцов были его наставниками, старшими друзьями. Они превыше всего ставили в жизни науку. Еще в Америке Вавилов говорил Тимофееву-Ресовскому: «Если ты встал на путь ученого, то помни, Коля, что обрек себя на вечные искания нового, на беспокойную жизнь до гробовой доски. У каждого ученого должен быть мощный ген беспокойства… Он должен быть одержимым».

Одержимость была одной из характерных черт и самого Зубра. Благодаря этому качеству он проводит смелые опыты, эксперименты, пишет научные труды по генетике — в результате его узнает весь мир. И все же в 1945 году он подвергается аресту «за невозвращение на Родину». Знаменитый писатель Даниил Гранин в своей документально-художественной книге «Зубр», посвященной Н.В. Тимофееву-Ресовскому, пишет об этом так:

«Препроводили его в Москву, там провели следствие, суд. Вменили в вину ему то, что в свое время он отказался вернуться на Родину. Вот и весь разговор. Указания были строгие, время горячее, вникать в научные заслуги и прочие тонкости и нюансы не стали, следователю все было ясно, чего мудрить. Сослали его в лагерь, куда ссылали и чистых и нечистых — бывших полицаев, дезертиров, бандитов, власовцев, бандеровцев, мало ли их было тогда».

Этим лагерем был Карлаг. Около двух лет провел он там. Его использовали на самых тяжелых работах — в карьерах, на шахтах. К концу пребывания в Карлаге он превратился буквально в «ходячий труп». Даниил Гранин свидетельствует в книге:

«Был он в тяжелом состоянии, обессиленный, с последней стадией пеллагры, страшной лагерной болезни, когда от голодухи наступает авитаминоз, такой, что никакая пища уже не усваивается. Соседи по бараку тащили его на работы в котлован, сажали там к стенке, и он пел. Единственное, на что еще хватало сил, — петь. Ради этого и возились с ним заключенные.

Он умирал. Казалось, при его здоровье, силе он мог выдержать и не такие лишения. Но в том-то и штука, что для него беда была не в лишениях, не они сыграли роковую роль».

Так что же больше всего мучило, истязало Зубра? Конечно же, отлучение от науки, научных исканий, научных работ… Жажда поиска покинула его, и весь мир рухнул в его представлении.

Вытащил из лагеря Зубра бывший легендарный директор Магнитки, строитель Норильского комбината Аврамий Павлович Завенягин. Он был заместителем Берии. Познакомился Завенягин с ученым в Германии, в Бухе, где Тимофеев-Ресовский заведовал лабораторией и уже тогда занимался проблемами биологической защиты от атомных бомб. Дело в том, что Завенягин курировал в НКВД вопросы советской науки. Приехал в Германию с целью изучить немецкие проекты по созданию атомной бомбы. И Николай Владимирович рассказал ему все, что знал об этом. А знал он немало, ибо немецкие физики трудились в одном городе, одном институте с ним рядом. Он даже дружил с ними, знал всех поименно, кто работал над бомбой. Они уже были близки к ее созданию, во Франкфурте и Ораниенбурге вовсю работали заводы по очистке урана, еще немного, совсем немного — и реактор заработает как следует. Однако наступление Советской Армии сорвало планы немецких физиков по созданию атомной бомбы. Были целиком разрушены предприятия по очистке урана, целые лаборатории.

Американцы знали об атомных работах немцев и организовали спецгруппу «Миссия Алсос» по захвату материалов, документов по атомной бомбе и ученых-физиков. И это им удалось сделать — были захвачены многие немецкие специалисты по разделению изотопов, созданию реактора. Именно с их помощью в США сразу после войны приступили к производству атомных бомб. Первые две из них в августе 1945 года были сброшены американской авиацией на японские города Хиросима и Нагасаки и вызвали огромные жертвы среди населения и колоссальные разрушения построек.

Как известно, Сталин дал команду Берии во что бы то ни стало создать атомную бомбу в СССР в самые короткие сроки. Вот тут-то бериевцы спохватились, стали собирать разбросанных по лагерям Гулага ученых-атомщиков, всех, кто занимался проблемами атомной энергии. Так были найдены в Степлаге и досрочно освобождены ученый Генрих Маврикиевич Людвиг, создавший проект противоатомного бомбоубежища, доктор биологических наук, генетик Владимир Павлович Эфроимсон… Разыскали и нашего героя в 1947 году, доставили в Москву в Бутырку в 75-ю камеру. Оказалось, именно сюда собирал Берия всех атомщиков, имеющих хоть какое-то отношение к атомному делу, распределял их по НИИ. Здесь, едва окрепнув после Карлага, Тимофеев-Ресовский, «чтобы не сойти с ума от безделья», создал научно-техническое общество 75-й камеры. Оно собиралось ежедневно после утренней пайки около левого окна камеры и слушало научные сообщения зэков-ученых. Сюда попал и атомный физик, писатель Александр Исаевич Солженицын. Вот как он описывал встречу с Тимофеевым-Ресовским в книге «Архипелаг ГУЛАГ»: