Книга Шел старый еврей по Новому Арбату - Феликс Кандель

3

А там – охранники.

Там – референты.

Двурядкин с Трехрядкиным.

Так и стелятся:

– Располагайтесь…

– Угощайтесь…

– Вот вам блинчики с мясом…

– Вот вам котлетки на пару…

– Тефтельки-фрикадельки...

– А где Пронька? – возмутился петух. – Без Проньки мы не согласны.

Засуетились:

– Будет…

– Будет вам Пронька…

– За нею послано…

– А пока что…

Повернулись к двери. Вытянулись в струнку.

В комнату вошла Неповторимая Отрада Вселенной, повелела негромко:

– Все вон.

И остались они втроем.

Вкусная еда. Ненавязчивые речи. Очаровательные любезности.

Назовем его Благодушный. Конечно, Благодушный, – как же иначе? Благосклонен и милостив. Вкрадчив и уклончив.

– Буду откровенен, ибо разгласить беседу вам не удастся. Это, надеюсь, понятно?

Вздохнули:

– Это понятно.

– Ну и славненько. А теперь поговорим начистоту. Без лести. Как старые приятели.

Петух сощурил глаз:

– "Если у кого нет врагов, его губят друзья". Корнелий Тацит, римский историк.

Правитель огорчился:

– Зачем же так?.. В кои-то веки надумал распахнуть душу. Не взирая на непристойность ваших затей.

Подцепил на вилку фрикадельку в томате, заглотал, не прожевывая, забубнил обиженно:

– Являются из-за угла. Без приглашения. Вынюхивают: что да как, а мне на стол – рапорт за рапортом, рапорт за рапортом…

Добавил для ясности:

– Лучший гость – это тот, который уезжает, не приезжая. Народная примета.

– Мы, – отважно возразил Штрудель, – социологи. Занимаемся изучением здешнего общества.

Даже подпрыгнул на стуле:

– Нет такого понятия – общество! Изъято из обращения! Повсюду и неукоснительно! Пришли бы ко мне, поговорили с референтами, уяснили устремления и надежды…

Вскочил.

Закружил вокруг стола.

Подхватил на бегу блинчик с мясом. Вытер масляные губы и шепотом, с оглядкой на дверь:

– Врут. Всё врут эти референты. Правды век не добьешься… Между нами: каковы они, наши устремления?

Штрудель сообщил без утайки:

– Народ ваш нуждается в пропитании. И даже очень.

– Нуждается, – согласился. – Да откуда ему взяться, пропитанию? На всех не напасешься.

– У нас зато цены снижаются… – вякнули из-за двери.

– Ежегодно…

– На соль, мыло, спички…

– На овсяный кофе…

– Это кто? – спросили.

Правитель переждал, пока утихнут за дверью, скривился, как лимон раскусил:

– Глас народный. Не обращайте внимания.

Сидел на стуле, проговаривал на память:

– "Земледельцы на том острове обрабатывают землю, кормят скот, заготавливают дрова, цыплят выращивают в беспредельном количестве, с изумительным умением…"

– Что мы слышим? – изумился петух. – Это же Томас Мор!

– Он самый. Почитываем перед сном.

– Его-то зачем?

Ухмыльнулся, выказав резцы:

– Движимые сердечными потугами. К изысканию путей неуклонного роста. Дабы сердца подданных были пустыми, а желудки полными – вот путь правления.

Возопили из-за двери – Двурядкин наперегонки с Трехрядкиным:

– Громовержец ты наш...

– Мы и без потребления…

– Только укажи…

– Это кто там гукает? – поинтересовался петух, явно кому-то подражая. – Это недобитые выползни гукают?

Громовержец нацелил на него указательный палец, но выводов пока не сделал. Лишь поморщился:

– Прилипалы. Взяты ко двору в дураки. Ибо полагаются по этикету.

– Умнее у вас нет?

Ответил честно:

– Были умнее. Теперь нет.

Добавил в назидание:

– "Народ мудр настолько, насколько нужно". Лактанций, "Божественные установления". Третий век новой эры.

Помолчал. Откушал котлетку на пару.

– Советников – что дней в году. Жрут жирно. Блудят – кто на ком. Финансовые потоки направляют в свой карман.

Протянул ненавистно:

– На-со-са-лись… Заборами огородились… На Лысой горе…

Вскричал неистово в сторону двери, слюнка вскипела на губе:

– Не вводите меня в ненавидение! В злобствование не вводите, достойные проклятия!..

Вопросил сторожко:

– Между нами… Я вам не снился?

– Нет.

Огорчился:

– И на меня уловитель… Как на тюльку.

Вошел на цыпочках главный референт, подал с поклоном бумагу, на цыпочках вышел.

Правитель проглядел ее, поморщился:

– Не повстречался ли вам юродивый с досадительными листами? Уж больно углядчив.

Прочитал с выражением:

– "Мир одряхлел в изнурении духа, жало совести притупилось.

Дрова сырые, истопники ленивые, вода ледяная: грешники в котлах мерзнут.

Сковороды ржавые, противни горелые, жаровни без днищ: народ в дыры проскакивает.

Смолу спёрли, свинец пропили, железо не завезли: в глотки заливать нечего.

Иголки гнутся, ножи тупятся, вилы ломаются: пойди его проткни.

Отчетность запустили, дела затеряли, приговоры перепутали: одному три геенны подряд, другому – шиш.

Взятки берут. Насильничают. Грабят. Правду сто лет не сыщешь.

Если это и есть адово наказание, чем же оно отличается от земного?.."

4

Передохнул.

Посуровел.

– Этот придурок возомнил, будто один такой прозорливый. Да у меня в загашнике – вагон провидцев, и все заменяемые.

Начертал резолюцию красным карандашом, поперек текста.

– Придется отметить, дабы не усердствовал в своем юродстве. Не юродствовал в своем усердии.

– Как у вас отмечают?

Ответил:

– А по надобности. Применительно к моменту. Бываем порой и милосердны, ежели свирепеть лень. Ибо путь правителя – блистать и угнетать.