Книга В глубине стекла - Елена Искра

— Ничего, мама, поставим, — говорила она по дороге домой, прокашливая тугой комок в горле. — Обязательно поставим. Нам зарплату скоро опять прибавят, с первого сентября обещали.

Но все чаще мама начинала заговариваться, несла какой-то бред, забывала, как делаются элементарные вещи, могла, открыв газ, задуматься, что же делать дальше, как его зажечь. Ольга стала перед уходом на работу перекрывать газ и снимать ручку с крана, чтобы, не дай Бог, мать не спалила квартиру. По вечерам, придя с работы, она разогревала пищу, кормила мать и обычно усаживалась в своей комнате с ногами в кресло.

Попытка возобновить отношения со Стасом ничего хорошего не дала. Уже во время второй встречи она поняла, что Стас ей совершенно неинтересен как человек. Разговаривать было особо не о чем, а постель… Что постель, постель она и есть постель. Она стала уклоняться от встреч с ним, а потом и вовсе перестала подходить к телефону. Впрочем, Стас, видимо что-то почувствовав, особой настойчивости и не проявлял.

Мысли об Олеге, хотя она и старалась загонять их в самый дальний угол своего сознания, не отпускали. Она в сотый раз прокручивала в памяти всё, что произошло, и в сотый раз задавала себе один и тот же вопрос: «Почему? Почему всё так глупо получилось?»

То винила во всём Олега, то себя, придумывая ему оправдания, в общем, измучилась окончательно. Долго ждала, что Олег всё-таки позвонит. Ждала в апреле, мае, июне. Но он не звонил. Не звонила и она ему. «Если я ему нужна, то позвонит, а если нет…» — думала она всякий раз, останавливая свою тянущуюся к телефонной трубку руку. В конце июня не выдержала и позвонила.

— А его нет, он в командировке, — ответил ей всё тот же женский голос. — Он очень много ездит. Ему что-нибудь передать? Оставьте телефон, и он перезвонит.

— Нет, спасибо, — ответила Ольга и повесила трубку. «Телефон он знает», — подумала она про себя.

«Всё! — решила она после этого. — Хватит! Больше об этом не думаю!»

Лето проходило скучно. На отпускные она прикупила кое-что из одежды, но только самое необходимое, оставшиеся деньги приходилось экономить самым жёстким образом, тем более что опять подорожали и квартплата, и электричество. Время проводила с книгой или возле телевизора. Одно время взялась ездить на пляж, но одной там было неуютно, а компании не было. Снова стала встречаться с Викулей, с которой в последние три года виделась редко. Вика работала, отпуск у неё намечался в августе и они иногда гуляли по вечерам. Про Олега она ей ничего не рассказывала. Но в середине августа Вика с родителями уехала в Анапу и Ольга осталась совсем одна. До конца отпуска оставалось ещё неделя и Ольга теперь уже с нетерпением ждала, когда же он кончится и можно будет снова окунуться в школьную жизнь. Всё, что угодно, только бы не эти невыразимо длинные и одинокие дни.

Ей неожиданно понравилось ходить по центру города, заглядывать в дорогие магазины и подолгу, вызывая нервное внимание охранников, рассматривать выставленные там вещи. Она смотрела на них и представляла, как бы она хорошо смотрелась в этом облегающем, чёрном с серебристой полосой платье, вон в том пёстром, в радостных цветочках купальнике или в золотистых, будто сплетённых из кружев, туфельках.

Вот в одном из таких магазинов на Новом Арбате её вдруг кто-то и окликнул: «Лёлька!»

Ольга смотрела и не узнавала. Перед ней стояла высокая ухоженная блондинка. Светлое летнее платье, лёгкое, будто невесомое, лишь слегка поддерживаемое тоненькими бретельками, оставляло открытыми загорелые до цвета тёмно-золотистого песка грудь и руки. На плечи свободными волнами ниспадали волосы цвета спелой ржи. Лицо… а вот лицо смутно кого-то напомнило.

— Господи! Наташка!

Перед ней стояла её однокурсница, подруга по летним детским лагерям, с которой она всего лишь год назад ходила устраиваться на работу и с которой не виделась с тех самых пор.

— Наташка! Ты?

Ольга не верила своим глазам. Куда подевалась угловатая, нескладная девушка, любительница посидеть у костра, попеть песни под гитару, потусоваться, безумно радующаяся, когда хоть какой-нибудь парень обращал на неё внимание. Перед ней стояла молодая дама, знающая себе цену.

— Я. Что, изменилась?

— Убиться можно! На улице никогда бы не узнала.

— А ты всё такая же. Я тебя сразу же, по фигуре узнала. Не меняешься.

— Это что, плохо?

— Не знаю. Ты что, тут что-то ищешь?

— Да нет, так просто, пошляться.

— Я тоже. Люблю иногда душу отвести, барахла какого-нибудь накупить. Пусть не нужно, а всё равно приятно. Слушай, ты не торопишься?

— Нет вроде.

— Пойдём где-нибудь посидим, кофейку выпьем, поболтаем.

Ольга несколько замялась. В кошельке у неё, конечно, было немного денег, но тратить она их вовсе не собиралась, они были предназначены совсем для другого.

— Пойдём, пойдём, пирожных поедим, я угощаю, — видимо, поняв, повторила Наташка.

— Ну пошли.

Может, кому-то другому Ольга бы и отказала, уж больно неприятно было это «Я угощаю», но не Наташке, с которой они когда-то спали на соседних койках, делили конфеты и ругались из-за того, кому на этот вечер достанется комната, а кому придётся гулять под луною.

— Пошли.

Кафе было рядом, стоило только выйти на улицу и зайти в соседнюю дверь.

Пока усаживались, пока ждали заказ, вспоминали институт, лагерь, однокурсниц.

— Ну а ты-то где? — наконец спросила Наташка.

— Я? Я — в школе.

— В школе?!

— Ну да, а что. У меня же специальность по диплому: «учитель».

— Нет, ничего, только из нашего курса, по-моему, никто в школу не попал. Ты, наверное, одна.

— А где же они?

— Да кто где. Я, правда, про всех не знаю. Ленка, помнишь, толстенькая, с косой на первом курсе ходила, она администратором в гостиницу устроилась; Галка, та в какой-то фирме за компьютером сидит; Ирку отец менеджером по персоналу к себе взял; Настёна, я слышала, бухгалтерские курсы заканчивала, в общем, кто где. Но в школе, кроме тебя, по-моему, никого нет. Как это тебя угораздило?

— Очень просто — пошла и устроилась.

— Ну и как там?

— Нормально, даже интересно. Понимаешь, работа с детьми — это совершенно особая работа. Она так затягивает…

— Да ладно тебе заливать, ты прямо как наша преподавательница по педагогике. Помнишь? Как мы её звали-то? Ах, да! «Коза!» Та всё тоже про школу пела, сама, правда, там почему-то работать не стала. Чего там хорошего? Дети, поди — придурки, училки — стервы или старые маразматички, мужики, если и есть, то какие-нибудь затюханные. Скажешь — нет?

— Нет, конечно! Что ты за глупости говоришь? С чего ты взяла? — Ольге вдруг стало обидно за свою школу, за своих детей. Она и сама иногда говаривала нечто похожее, даже и хлеще. Но это была она, и говорила она о своём, о том, что в глубине души уже успела полюбить. А вот так, со стороны… — Нормальные дети, нормальные учителя, и мужчины тоже, даже очень…