Книга На распутье - Павел Дмитриев

— Погоди, это что, реставрация капитализма в Союзе? — Воронов посмотрел в упор. Сомнения опять зашевелились в голове мерзкими червяками.

— Реальный, полный хозрасчет должен помочь. — Шелепин сам последнее время не очень верил в реальность этих слов, но иного собеседник попросту не понял бы. — Нам придется сильно усовершенствовать методы и формы хозяйствования.

— Опять ничего конкретного…

— А чего ты ожидал? — развел руками Александр Николаевич. — Дела приходится смотреть урывками.

— Ну да, это небось посложнее производства будет… Говоришь, Косыгин вопросом занимается?

— Да, похудел даже. Но энергичный, явно второе дыхание поймал.

— Значит, надежда есть…

— Все основные направления роста в ближайшие пятьдесят лет мы знаем. Пусть в основном на минимальном, бытовом уровне. Однако этого хватит, чтобы повысить эффективность исследований в несколько раз.

— Редко же ты бываешь на заводах, — Воронов усмехнулся. — Еще питаешь иллюзии.

— Другого выхода у нас все равно нет! — с нажимом, даже скорее с надрывом отчеканил Шелепин. — Геннадий, ты же сам понимаешь… Эта цель больше меня, тебя, Президиума и ЦК. Она даже больше, чем партия!

За окном мимо дороги неторопливо проползали окна домов. Большинство зияло темнотой, впрочем, хватало и лучащихся электрическим светом. Люди за стеклами спали, ели, ругались, смотрели телевизоры, занимались любовью… Им не было дела до одинокого ЗИЛа, неспеша катящегося в сторону Старой площади.

А утром с корабля Ильича побежали первые крысы.

Предсъездовский Пленум ЦК был назначен на двадцать шестое марта, но перед ним состоялось традиционное заседание Президиума в прежнем составе. Все точки над «i» должны были быть поставлены, сейчас или никогда. Участники тщательно готовились к длительной, возможно, ожесточенной борьбе. Ожидания их не обманули.

Впрочем, начиналось все организованно и формально. Члены Президиума по очереди, не спеша высказывали свою точку зрения. После заслушали кандидатов, вызвали по одному толпящихся в соседней «комнате ожидания» авторитетных завотделов ЦК и даже министров. Картина складывалась одновременно понятная и удручающая. Как всегда происходит при дележе власти, проигравший терял все. А значит, был готов даже на открытый бунт во время съезда. Хуже не станет, а так, вполне реальные шансы на победу сохраняли обе стороны.

Компромисс искали все, но его возможность просматривалась слабо. Так уж сложилось, что основные сторонники Леонида Ильича, Суслов и Кириленко, имели максимально высокий, но все же не уникальный статус секретарей ЦК. Существенная часть их авторитета и силы заключалась в личной близости к Брежневу. Даже при назначении последнего на заметный, но не первый пост, они моментально выпадали из основного русла политической жизни СССР. С другой стороны, «шелепинцы», имея большинство в Президиуме, не собирались отдавать слишком многое. Но при этом в самом ЦК их позиции оставались не слишком сильными, и далеко не факт, что удалось бы получить полную поддержку хотя бы «своей» номенклатуры[299].

Незаметно страсти накалились, и обсуждающие перестали соблюдать даже видимость приличий.

— Хватит! Угрожать! Нам! Пленумом! — зло выговаривал Демичев нахохлившемуся, как воробей, Суслову, шлепая по столу ладонью. — Или мало вам Никиты, который все собрания превращал в митинги?!

— Прижмите хвост, подчинитесь мнению большинства. Потеряли скромность! — гнул свое Косыгин.

— Товарищи вас пошлют в задницу завтра же! — наигранно улыбался Брежнев. — Всем известно, члены ЦК не доверяют Шелепину. И это правильно!

— Да с чего бы? — возражал Александр Николаевич. — Раскрой глаза, Леня, тут на Президиуме реальная расстановка сил!

— Поднимем вопрос на трибуне съезда! — написал на бумаге Кириленко и теперь держал листок перед собой. — Читайте, сволочи!

— Обойдетесь! Должность Предсовмина не получишь! — защищал свое кресло Воронов. — Ты и с секретарством в ЦК плохо справляешься!

— Прекратите! — Председательствующий Микоян не выдержал и с грохотом ударил по краю стола томом Ленина. — Так до утра спорить будем![300]

Это было нечто небывалое — не прошло и минуты, как за огромным, помнящим еще Сталина столом установилась тишина.

— Нам… Партии нужен компромисс! — Анастас Иванович обвел глазами присутствующих. — Мне кажется, за этим столом необходимо оставить товарищей Брежнева и Шелепина… Вдвоем, на часок. А мы сможем за это время спокойно попить чаю в комнате ожиданий. С пряниками, да. Там уже никого нет, закроем двери, помех не будет. Кто «за», прошу поднять руки.

Прошло несколько минут, и уже только широкое темно-зеленое поле разделяло новоявленных противников. Леонид Ильич привычно улыбался, чуть развалившись на стуле. Только прищуренные глаза под широкими бровями выдавали напряжение. Далеко выставленные вперед руки машинально вертели простой, остро заточенный карандаш. Собеседник буквально приглашал к доверительному диалогу, поэтому Александр Николаевич сильно наклонился вперед, широко положил руки с локтями на стол, сцепил пальцы в замок и, чуть скосив глаза, уперся взглядом в своего визави. Куда только делся Железный Шурик, привыкший встречать напряженные ситуации с выпрямленной спиной и прямым взглядом.

— Ну что, Леонид, — заговорил Шелепин, — начнем с главного или сначала детали обсудим?

— Ох, Саша, никак не пойму, чем ты приворожил Косыгина с Вороновым. — Карандаш Брежнева замер. — Может, мне расскажешь?

Такой вариант Шелепин продумывал, даже советовался с Косыгиным. При всей простоте и заманчивости, резона не нашли. Слишком сложно убедить людей в их будущей никчемности. Напугать результатами, развалом СССР? Так любой возразит, дескать: «Зная — не допущу, а ты еще хуже меня будешь». И ведь вполне возможно, что окажется прав. Поэтому Александр Николаевич в глубине души понимал немалое лукавство подобных аргументов. На самом деле Брежнев расплачивался за обиды будущего. Ему никто не собирался прощать выкидывание на скудную пенсию, отправку в профсоюзы, ссылки друзей по дальним дипмиссиям. Действия пока не совершенные, но вместе с тем абсолютно реальные.

— Ничего особенного, немного фактов, — Александр Николаевич пожал плечами, — да это неважно. — Как я понял, с поста ты не уйдешь?

— Пленум поставил, ему и снимать, — опять улыбнулся Леонид Ильич, и в оскале блеснули крепкие белые зубы.

— Надо будет, такой вопрос поднимем, — не остался в долгу Шелепин, — но он контрпродуктивен. Ты же у нас известный мастер компромиссов — предложи сам вариант, если такой умный.