Книга Незаменимый вор - Александр Бачило

– Нет, он сам повторяет его то и дело. И при этом показывает на себя. Между прочим, на шее у него след от ошейника, взгляните! Наверное, он жил когда-то у людей...

– Помнится, в легендах о Конане, которых я наслушался во время болезни, упоминалась одна серая обезьяна... – Адилхан криво усмехнулся. – Она тоже жила у людей. И питалась узниками тюрьмы... Ну да это было давно. – Он обхватил обеими руками смолистый ствол. – Пулат, берись за верхушку, а я нажму здесь...

Дерево согнулось дугой, расщепленный комель его затрещал, но скала не шевелилась. Тогда Адилхан стал раскачивать ствол вверх-вниз, стараясь расшатать засевший в песке камень. Вайле бросилась на подмогу. Пулат, держась за макушку ели, высоко взлетал в воздух, а опускаясь, прижимал ее к самой земле. После трех-четырех качаний мохнатый Атум издал вдруг отчаянный вопль и заколотил по песку огромными кулаками.

– Ага! Шевелится! – обрадовался Адилхан. – Да не ори ты! – прикрикнул он на обезьяну. – Нового обвала хочешь?

К его изумлению, Атум сразу послушался. Чтобы не кричать, он впился зубами в собственную руку и только стонал при каждом шевелении скалы. Медленно, но верно камень выходил из цепко держащей его песчаной оправы. Наконец, Атум, коротко взвизгнув, выдернул сначала одну ногу, затем вторую. Но подняться он не мог – ноги бессильно тянулись по земле. Гигант с воем отполз в сторону, подальше от скалы, продержавшей его в плену почти сутки.

– Бедненький! – Вайле велела Пулату носить воду, промыла раны Атума, и тот мало-помалу успокоился.

– И что мы теперь будем с ним делать? – поинтересовался Адилхан. – Ходок-то он, видимо, плохой, а нам, возможно, придется отсюда уходить...

– Зачем же уходить? – возразила Вайле. – Нельзя никуда уходить, пока он не встанет на ноги!

Адилхан вздохнул.

– Знать бы хоть, что у него с ногами...

– Нужно пощупать, нет ли перелома, – сказал Пулат.

– Нет уж! Я и сам щупать не собираюсь, и вам не позволю. Вообще, держитесь-ка от него подальше!

Атум, казалось, снова понял слова падишаха. Он обиженно фыркнул, потом осторожно потянул носом воздух, принюхиваясь.

– Так. Понятно. Проголодался, – Адилхан проверил, на месте ли его сабля.

Но гигант не смотрел на людей. Все так же волоча ноги, он подполз к большой куче камней у самого русла подземной реки. Сильная рука его хватала один камень за другим и нетерпеливо отбрасывала в сторону. Другой рукой Атум упирался в землю, чтобы не упасть.

– Он что-то ищет! – Адилхан подошел ближе к зверю, но так, чтобы не угодить под разлетающиеся в разные стороны камни.

– Что он там может искать? – тихо проговорила Вайле.

Почему-то в ее голосе слышались тревожные нотки.

Наконец, Атум с довольным ворчанием вытащил что-то из-под камней и принялся с интересом обнюхивать. Адилхан, сразу забыв собственные призывы быть осторожными, бросился к нему и едва не наступил серому людоеду на больную ногу. В руке обезьяны был зажат сосуд с ифритом!

Каким чудом он не разбился при землетрясении, при путешествии по бурной реке, при обвале – этого Адилхан объяснить не мог. Разве что... В самом деле! Может быть, сосуд оберегала от ударов сильная рука – та же, что спасла Вайле? Но зачем все это нужно людоеду?

– Хорошая обезьянка, – ласково сказал падишах. – Вот, молодец! Только осторожно, не разбей...

Атум повернулся к нему и заворчал, показывая клыки.

– Спокойно! – предупредил его Адилхан, трогая саблю. – Все хорошо. Все мы – друзья... Все мы очень любим обезьянок... Только маленьких, – добавил он со вздохом.

– А-тумм! – вдруг явственно произнесла обезьяна.

– Атум, – согласился падишах, оглянувшись на Вайле. – Хороший Атум. Очень хорошая обезь...

Он вдруг остановился. Атум на раскрытой ладони протягивал сосуд с ифритом ему. Очень осторожно Адилхан взялся за ручку сосуда, снял его с черной складчатой ладони, сделал три шага назад и сел на землю.

– Спасибо, Атум, – сказал он проникновенно. – Этой услуги я не забуду... А больше там нет таких же штучек?

Обезьяна фыркнула, переползла на сухой песок и улеглась, прикрыв рукой глаза.

Вайле и Пулат подошли к падишаху.

– Нет, вы видели это?! – восхищался Адилхан.

– Изумительно, – сказала Вайле, глядя куда-то в сторону.

– Значит мы – спасены? – с надеждой спросил Пулат.

Все оживление падишаха сразу прошло. Как же, спасены! В их нынешнем положении находка сосуда ничего не меняет... Ему страшно было представить разочарование Вайле и Пулата, но скрывать правду он теперь не умел.

– Видите ли... – с трудом проговорил он, – дело в том, что я... как бы это... ну, в общем, забыл заклинание...

Реакция гвардейца и девушки удивила и обидела падишаха. Вайле, взглянув на него с неприкрытой иронией, покивала:

– Да. Бывает...

Пулат, сразу став серьезным, отчужденным, почти равнодушным, молча отвернулся. Адилхан смотрел ему в спину, испытывая нарастающее раздражение. Ни черта ведь ты не понял, щенок! Решил, что падишаху опять жалко тратить ифрита на твое спасение? Как бы не так! Ишь, надулся. В глаза не глядит... Да падишах, каким он был прежде, и разговаривать бы с тобой, сопляком, не стал! А за то, что глаза отводишь, велел бы растянуть тебя на земле, да поучить кнутом! Смотреть в глаза! Перед кем стоишь, собака?! Молчать!!!

Ничего этого Адилхан не сказал, он только почувствовал, как его трясет от обиды и злости, и вдруг замер. Что-то очень знакомое шевельнулось в сознании, показалось краешком, чуть было не вспомнилось целиком и снова ушло, растворилось. Заклинание! Он сейчас едва не вспомнил заклинание! Оно где-то здесь, рядом! Оно не пропало безвозвратно...

Адилхан поднялся.

– Так. Всем отдыхать. Вайле, это касается тебя. Ты собиралась ждать выздоровления обезьяны? Вот ложись и спи. Пулат в дозоре. Меня беспокоить только в случае опасности. Ясно? Или повторить?

– На голове и на глазах, о, повелитель! – рявкнул гвардеец и полез на самый верх каменной кучи.

Вайле удивленно посмотрела на падишаха, но безропотно улеглась поодаль на песке. Падишах выбрал обломок скалы поровней и сел, прислонившись к нему спиной.

Итак, что же произошло? Им овладела злость? Да, но дело не в этом. Дело в том, что на минуту в нем проснулся прежний Адилхан, легко впадающий в гнев, подозрительный, не терпящий возражений и неодобрения и, наконец, самое главное – помнящий заклинание!

Так, может быть, именно в этом – спасение? Если стать прежним, если думать и действовать, как прежний Адилхан, то, может быть, удастся вспомнить заклинание и хорошенько его затвердить?