Книга Бал для убийцы - Николай Буянов

— Ты скоро? — спросил Лебединцев.

— Сейчас, милый.

В соседней комнате — гостиной, еще недавно погруженной в сонную тьму, а сейчас ярко освещенной, — слышались невнятные голоса, будто оркестр настраивал инструменты. Майя, сидя за столом и хмуро уставясь на полупустую бутылку («Денег занял у тебя… Я отдам, не беспокойся…»), безуспешно пыталась вникнуть в происходящее — в устало-терпеливые вопросы следователя, но выходило плохо.

— Значит, водку покупали не вы?

— Что?

— Я спрашиваю, кто покупал водку?

— Он.

— Гоц? Майя Аркадьевна, не заставляйте меня…

— Он, он. В ларьке возле подъезда.

— Когда?

— Вчера, около шести вечера. Я как раз пришла из библиотеки…

— И тут же закатили семейную сцену? — Колчин примостился на подоконнике, выпуская дым в открытую форточку. — Квартиру, насколько я понял, он оставил незапертой… Или вы давали ему ключи?

— Нет.

— Почему?

Майя в бессилии прикрыла глаза.

— Я боялась, что он уйдет.

— Понятно, — вздохнул следователь. — Излюбленный сюжет для триллеров и сексуальных игр: заложница в лапах террориста. На выпускниц философских факультетов действует, как красная тряпка на быка.

— Зачем вы так? — укоризненно сказала Майя. — Его нет в живых…

Колчин отлепился от окна, подошел к ней и рывком развернул к себе.

— Затем, что я хочу разозлить вас. Вернуть к жизни, заставить включиться… Коли уж вы влезли в это дерьмо по самую макушку — извольте помогать.

— Значит, вы меня больше не подозреваете?

— Подозреваю, — серьезно отозвался он. — Вы единственная знали, где хранился пистолет. Вы единственная, у кого были ключи от входной двери (на замке, кстати, ни единой царапины — кем бы ни был убийца, отмычкой он не пользовался). Вы единственная, кто точно знал, что Гоц прячется в вашей квартире.

— Его могли увидеть, когда он бегал в ларек за водкой…

— Но как преступник открыл дверь? А если это сделал сам покойник — то почему? Знаете, у меня просто руки чешутся посадить вас под замок, по соседству с вашим приятелем. Тем более что имею формальное право.

— Не боитесь лишиться помощника? — хмуро спросила Майя.

Он хмыкнул и процитировал:

— Дай бог мне избавиться от друзей, а с врагами я как-нибудь разберусь. Пойдемте посмотрим, не пропало ли чего.

Она с большим трудом заставила себя двигаться — хотелось остаться на кухне, дождаться, пока следователь со товарищи уйдут, и напиться в гордом одиночестве. Хорошо быть старушкой, подумала она. Пьющая старушка — это уютно и мило. Это камин, клетчатый плед, много кошек, темная бутыль и крошечная рюмочка (вспомнилось где-то вычитанное). Про пьющую старушку говорят: «пристрастилась». А пьющая молодая женщина… Про нее говорят нехорошо. Майя встала и поплелась в гостиную, носившую следы долгого профессионального обыска.

…Это была третья по счету смерть, которая коснулась ее своим мягким крылом: не свидетельница (Майя всегда ухитрялась разминуться с убийцей на роковые — или спасительные — часы, минуты, секунды), но почти соучастница. По крайней мере, соучастницей ее подсознательно считал Артур, и абсолютно сознательно, в глаза называл школьный директор.

— Ну что? — спросил Колчин.

Майя обвела гостиную равнодушным взглядом: все на месте и все обрыдло.

— Все на месте.

— Кроме пистолета, да? Какой он был марки?

— Не знаю. Я не разбираюсь в оружии.

— Здесь гильза, — сообщил эксперт, поднимаясь с пола. — «Макаров», девять миллиметров.

— А оружие-то он унес с собой, — заметил Николай Николаевич. — Не профессионал… Хотя имеет все шансы им стать. Он очень быстро учится, наш убийца. Школьному охраннику он нанес двенадцать ударов — явно действовал в состоянии аффекта. Мальчика задушил уже более квалифицированно (и цинично — практически у всех на глазах), Гоца убил с одного выстрела, точно в сердце…

Майя невольно вздрогнула: вспомнился фиолетовый высунутый язык, синее лицо, будто жутковатая карнавальная маска, обрывок картонной упаковки в скрюченных пальцах… Почему мальчик так легко пошел за убийцей? Почему Гоц так же безропотно открыл дверь, прежде чем получить пулю, — словно шел на заклание? Словно убийца и впрямь обладает некими сверхспособностями (версия испуганной и заплаканной Келли)… Глупости, не верю я в потустороннее (предки, хоть и беспартийные, всю жизнь стояли на прочных материалистических позициях). Вывод однозначен: убивает кто-то свой, настолько близкий и безобидный, что заподозрить невозможно…

— Теперь вы отпустите Романа?

— Нет, — резко отозвался Колчин.

— Почему? Или вы думаете, что он застрелил Гоца, находясь в камере? На ментальном, так сказать, уровне?

— Я просто не хочу, чтобы он стал очередной жертвой.

Майя возмутилась:

— Да при чем здесь он?

— Не знаю, — вздохнул следователь. — До сих пор логика преступника была понятна: он убирал свидетелей. Но Гоц… Такое впечатление, будто убийца разозлился на него: он рассчитывал, что школьный директор отвлечет на себя подозрение (и тот почти отвлек — ваша сердобольность вышла боком)… Однако сорвалось.

Сорвалось.

Майя без сил прислонилась к дверному косяку. «Я подозревала… Нет, я была уверена, что Гоц — убийца, я нашла пустой тайник и окончательно поверила в свои выводы. Я подозревала друга детства Севу Бродникова — на том лишь основании, что он является кандидатом в Думу (да ведь в Думу всего-навсего, не в Белый дом и не в Овальный кабинет! Как правильно заметил Артур: в депутаты нынче прыгают прямиком из-за колючей проволоки, кого уж способен взволновать чей-то предок-провокатор?). А главное (и практически бесспорное) — Гоц ни за что не открыл бы Севушке дверь. Вообще не стал бы подходить к двери, мы договаривались с ним на этот случай: сидеть тихо, как мышь…»

Кому Гоц открыл? Кому, черт побери?!

Бабе Яге, вдруг шепнул кто-то ехидненький изнутри.

Бабе Яге, которая смирно стояла в витрине супермаркета, которую видели Гриша и Келли на третьем этаже незадолго до пожара, которая отплясывала брейк на маскараде…

«А перед тем как в мою голову пришла эта шальная мысль, мне пришлось выудить на свет божий Просто Марию, продавщицу китайских игрушек, найти в дебрях мегаполиса запойного гения Леву Мазепу, „расколоть" Келли…» И — вдруг пришла еще одна беспощадная догадка — в курсе моих поисков было только один человек. Артур Кузнецов.

Артур все знал («Майя Аркадьевна, вам нехорошо? — голос следователя сквозь толщу воды. — Вы побледнели…» — «Со мной все в порядке»). «Я еще силилась сообразить своим скудным умишком, что к чему, а он уже все разложил по полочкам, стоило нам лишь услышать о Бабе Яге, сотворенной из папье-маше на потеху новогодней публике… Мамочка моя…»