Книга Дама червей - Хизер Грэм

Ему нечего было сказать. Он молча обнял Рину.

— Кил… — Ее прервал громкий всплеск и внезапно вспыхнувший сноп яркого света. Кил бережно отстранил Рину и вскочил на ноги. Лодка закачалась, и он бешено замахал руками.

— Назад! Назад! Ампула разбилась. Немедленно возвращайтесь…

— Кил! — Это был Доналд.

— Доналд, кретин ты этакий, не слышишь, что ли? Немедленно прочь отсюда! Ампула разбилась…

— Где Хок?

— Он мертв, но послушай…

— Это ты убил его?

— Не я — медузы, но какая разница? Стой, где стоишь! Не подходи, черт его знает, как быстро распространяется эта зараза.

— Да я далеко, — крикнул Доналд. — А теперь ты меня послушай. Трентон во всем разобрался. В той ампуле была вода. Всего лишь вода, обыкновенная вода.

— Вода! — выдохнула Рина из-за спины Кила.

— Точно, Ри, просто вода, — отозвался Доналд.

— Вода, Кил, вода! Выходит, все это был всего лишь блеф.

Кил повернулся, бережно обнял ее и посмотрел прямо в глаза.

— Не торопись радоваться, — сказал он и снова повернулся к Доналду: — Ладно, положим, в той ампуле была всего лишь вода. Но в этой-то… кто знает?..

— Это верно, — помолчав, мрачно отозвался Доналд.

— О Боже! — Рина закрыла лицо руками. Это жестоко. Только мелькнула надежда, как ее тут же отнимают.

Кил ласково погладил ее по спине и уже собрался было что-то сказать, но его опередил Доналд.

— Не плачьте, Ри! Ну пожалуйста, не надо. Все будет хорошо. Трентон знает, как действует эта штука. Если до утра не появится никаких симптомов, значит, бацилл никаких не было. И еще, он по-прежнему уверен, что из Центра ампулы вынести невозможно. Надо… надо просто подождать.

— До утра, — прошептала Рина.

Наступило напряженное молчание. Словно бы вплотную надвигалась буря, только непонятно, с какой стороны ветер подует сильнее. Доналд откашлялся. Странно, что так хорошо слышно, подумала Рина, ведь полное ощущение того, что он где-то далеко, там, за черными волнами.

— Под банками, в ящичках, вы найдете воду, небольшой запас еды и одеяла, — сказал Доналд. — И вот еще что… Трентон считает, что вам лучше бы ненамного отплыть и уж там бросить якорь. Это просто так, на всякий случай, — поспешно добавил он, — поскольку доктор совершенно уверен, что все будет хорошо.

— Спасибо, Дон, — спокойно ответил Кил. — А теперь двигай назад, а то как бы тебя к нам ветром не прибило.

— Иду, — все еще не трогаясь с места, отозвался Доналд. — Прямо не знаю, что и сказать, ребята. Я вас люблю. И буду за вас молиться. Все мы будем молиться.

— Хватит! Не нужно лишних слов. Надеюсь, завтра-вечером мы все отужинаем вместе.

— Я тоже, — хрипло сказал Доналд, — я тоже надеюсь на это.

Он наконец развернул лодку и погреб назад. Кил с Риной глядели ему вслед. Немного погодя Кил пересел на среднее сиденье и взялся за весла. Рина устроилась напротив. Расстояние между ними и яхтой постепенно увеличивалось.

Через какое-то время Кил остановился, не говоря ни слова, перебрался на нос и бросил якорь, бормоча нечто в том роде, что хотелось бы верить: за ночь их никуда не отнесет. Покончив с этим. Кил наклонился и извлек из-под сиденья одеяла, бутылки и что-то похожее на мясо в пластиковой обертке.

Собрав все это хозяйство, Кил разложил одеяло на дне лодки и принялся деловито накрывать «стол».

— Как насчет того, чтобы поужинать, миссис Коллинз? — Он с легкой улыбкой сделал приглашающий жест. — Не при свечах, правда, и букетов роз не предвидится, однако…

Изо всех сил стараясь не расплакаться, Рина с трудом улыбнулась в ответ:

— Зато у нас есть серебро луны и мерцание моря, конгрессмен. Чего же еще можно желать?

Кил накинул ей на плечи одеяло, притянул к себе и передал бутылку. Рина жадно глотнула и возвратила бутылку назад.

При лунном свете мужественные, прекрасные его черты выделялись со скульптурной четкостью. Что бы там ни ждало их впереди, за эту ночь она ему будет вечно благодарна.

— У нас будет все, — мрачно заявил он, разворачивая обертку.

Рина надкусила жесткую, безвкусную мясную плитку, поморщилась, но безропотно доела до конца.

— Все — это что — поинтересовалась она.

— Двое детей. Если оба окажутся мальчиками, попробуем еще, может, родится девочка. Дом в колониальном стиле. Большая немецкая овчарка. В крайнем случае — бельгийская. Пара котов. И птица. Мне всегда хотелось попугая.

— Да, хорошо бы, — мечтательно прошептала Рина и вдруг резко повернулась к нему.

— Кил, — жарко проговорила она, — давай займемся сегодня ночью любовью. Ну пожалуйста. Мне хочется верить… мне хочется забыться в волшебстве, мне хочется, чтобы небо снова кружилось над головой.

Кил пристально посмотрел на нее. Зеленые глаза ее расширились и засверкали. В них была любовь. Кил наклонился и мягко прижался к ее губам, ощущая кончиком языка соленый привкус — то ли от слез, то ли от морской воды.

Он яростно, неудержимо прижал ее к себе, и два сердца учащенно застучали в унисон. Поцелуи его становились все требовательнее, язык вступил в смертельную дуэль с ее языком. Все вокруг утопало в лунном свете. В их объятии не было никакого отчаяния — только любовь, только желание, только красота. Уж до утра-то они вдвоем продержатся.

Кил оторвался от нее и сказал с жалобной улыбкой:

— Из этого чертова скафандра красиво не выберешься. Ну да ладно, потерпи немного, сейчас что-нибудь придумаем.

Он неторопливо поднялся и начал, как кожуру с банана, стягивать с себя черное одеяние. И вот он сбросил его, и Рине предстал дочерна загорелый бог моря. На обнаженной груди перекатывались бугры мускул, кожа блестела в ярком лунном свете. Рина с улыбкой наблюдала, как он сбрасывает трусы и подбирается к ней. Ее фривольное предложение явно не застало его врасплох. Не спуская с Кила глаз, Рина бесстыдно протянула руку и прикоснулась к самому чувствительному месту.

— Наверное, со стороны все это выглядит развратом и низкой похотью, — заметила она, слегка задыхаясь.

— Даже если так, — негромко откликнулся он, обнимая ее и прижимаясь лицом к плечу, — не будем останавливаться…

Кил застонал, поднял Рину на ноги и с трудом — слишком тесно — опустился перед ней на колени. Почувствовав, как с нее стаскивают джинсы, как пальцы его лихорадочно расстегивают пуговицы на ветровке и рубахе, она задрожала.

Странное чувство охватывает, когда раздеваешься на виду. Освободившись от нейлоновой куртки и безрукавки, Рина почувствовала, как ее обнаженную кожу ласково овевает прохладный ветерок. Стоя под бархатным ночным небом, по которому плыла луна, слыша вокруг плеск волн, приобретших сейчас оттенок индиго, Рина и сама почувствовала себя чем-то вроде богини или, скажем, русалки.