Книга Аккордеоновые крылья - Улья Нова

своей станции. Незаметно они оказались возле Марусиного подъезда. Стояли во дворе и, несмотря на затянувшуюся речь о вреде пластика и полиэтилена, Мите все же удалось первый раз прикоснуться к ее горячим, мягким губам. У него оказались большущие и сильные губы, от которых невозможно оторваться. С каждой секундой они втягивали Марусю все сильнее, выпивая ее волю и наполняя тело пульсирующим теплом. Она вспомнила, как в детстве, в мороз, совершенно неожиданно и бездумно, коснулась губами опоры качелей. И обожглась. Но этот долгий, бессовестный поцелуй не помешал Марусе, с трудом оторвавшись, договорить, что больше всего ее удивляет отсутствие людей, готовых взять на себя заботу об экологии планеты, о контроле над климатом, от которого зависит жизнь наших детей и внуков. «Все мы занимаемся какой-то второстепенной ерундой. Наша деятельность, по сути, являющаяся сферой услуг, направлена на осуществление мелких профессиональных целей и на личное обогащение. Если бы я могла, – вздыхала Маруся, обнимая Митю за шею, – то с удовольствием связала бы жизнь с борьбой против экологической катастрофы. Но что я могу поделать? У нас низкое экологическое сознание. Потом мы будем расхлебывать последствия этих лет».

Они стояли у подъезда, во дворике. Медленно и задумчиво из фиолетового неба хлопьями падал первый декабрьский снег. Снежинки порошили Митины черные волосы, ложились на его серо-синюю куртку. Хлопья снега не успевали долететь до земли и таяли на лету. Когда Маруся запустила руку в его вихры, то узнала, что они густые, жесткие, непослушные, усыпанные крошечными капельками, в которые превращались растаявшие снежинки, эти осколки неба, микроскопические кружевные салфетки, идеально ровные и упорядоченные миражи.

По вечерам он иногда звонил и тускло бросал: «Чего, освободилась? Не хочешь проветриться? Я буду минут через сорок на “Новокузнецкой”. И Маруся начинала метаться среди шкафов с синими папками, стараясь не задеть сослуживиц, сосредоточенно выстукивающих перед мониторами. Каждый раз, пытаясь казаться спокойной и деловой, она выдумывала хитрый предлог, чтобы отпроситься пораньше. Хватала сумочку под мышку, юркала мимо кабинета Татьяны Васильевны и, ликуя, что снова свободна, вырывалась в фиалковые сумерки в распахнутом пальто, на бегу наматывая на шею изумрудный платок.

Он ждал в метро, привалившись к колонне, уткнувшись в журнал: скучающий и усталый. В этот момент он больше всего напоминал Марусе не айсберг, а Айзенберга, старенького доцента кафедры информатики, целью которого было завалить как можно больше студентов на зачете и навязать всем подряд отработки за пропущенные лекции.

Она подходила. Незамеченная, чуточку притопывала ногой, улыбалась и очертя голову принималась болтать. Все, что знает. Чтобы не разбиться как Титаник и не утонуть, как те три девчонки. Чтобы не срезаться, как на отработке по информатике. Чтобы не молчать, как скучающие молодые парочки в кафе или блеклые взрослые пары – повсюду вокруг. Приноравливаясь к его быстрой походке, Маруся почти бежала по Ордынке. Задыхаясь выхлопами гудящих в пробке машин, без умолку тараторила про парниковый эффект. Во-первых, потому, что считала это важной и не пустой темой для разговора. Во-вторых, потому, что это была одна из немногих тем, в которых Маруся разбиралась. Она не могла с таким же успехом обсудить бутики Москвы или модные тенденции сезона. Она не знала ничего о жизни знаменитостей, которую все подряд норовят подсмотреть в щелочку штор или в замочную скважину. Не разбиралась она ни в экзотических кухнях, ни в экстремальных видах спорта. Можно даже сказать, что Маруся вообще не знала ничего об этом мире, об этом городе. Зато она хорошо разбиралась во всем, что связано с парниковым эффектом. «Причиной его, – щебетала она, – многие ученые считают усиление солнечной активности. Это не совсем так. Некоторые специалисты придерживаются мнения, что парниковый эффект вызван усиленным выбросом в атмосферу угарных газов».

Митя молчал, слушал, кивал. Однажды Маруся и сама удивилась: почему он так покорно внимает, никогда не прерывая. На этот счет она строила разнообразные догадки. Маловероятные: ему интересны рассуждения, касающиеся климата планеты и легкомысленного обращения человечества с природой. Более вероятные: Мите совершенно все равно, о чем бы она ни говорила, он пропустит ее слова мимо ушей, ничего не услышит, попросту продолжая думать о своем. Со временем прояснилось, что обе версии недалеки от истины. Оказалось, Митя – подающий надежды журналист, работающий в разнообразных ежемесячных изданиях и уже написавший множество больших статей в популярные еженедельники.

Бывали дни, когда Митя, понемногу оттаивая, неожиданно выныривал из ледяной воды своих раздумий, брал Марусю под руку и аккуратно вел, чтобы она, разговорившись, не налетела на встречного, не прошла по луже. Иногда, почувствовав, что ей холодно, он предлагал зайти куда-нибудь погреться, выпить чаю или глинтвейна. Но вскоре эти короткие случайные потепления вновь сменялись неожиданным и обидным похолоданием. Тогда со стороны могло показаться, что Митя – совсем безразличный и даже заносчивый айсберг в толстом свитере и полосатом шарфе. На самом деле он не просто молчал, а наблюдал, подслушивал и кропотливо заносил в свою маленькую записную книжечку все, что привлекало его внимание в метро, в кинотеатрах, на улицах, на вечеринках. Притаившись, он впитывал происходящее вокруг, как шпион или тайный наблюдатель. А потом записывал высказывания знакомых, реплики прохожих, странные ситуации в магазинах, уличные сценки, содержимое рекламных растяжек, надписи на мигающих рекламных щитах. Иногда он поспешно и деловито, прямо на ходу, записывал в свою черную книжечку Марусины высказывания. Тогда ее прямо-таки распирало от гордости. Она расправляла плечи, не умолкая, бежала рядом на высоченных каблуках. Ее волосы подпрыгивали, переливаясь золотом, ее ресницы дрожали, глаза светились, но Митя ничего этого не замечал, смотрел куда-то вдаль, как будто ловил, чтобы тут же аккуратно записать какую-то неожиданную мысль.

Чуть позже Маруся догадалась, что его резкие и обидные похолодания происходили, когда наступало время сдавать в редакцию статьи. Митя становился едким, сыпал злыми шутками, кутался в толстый свитер, прятался за шарфом, мерз и поглядывал на всех свысока. Иногда он был настолько рассеян, витал где-то далеко, что его приходилось окрикивать по нескольку раз. И Маруся не обижалась. Он молчал и обдумывал, она – болтала в метро и в машине. Ей было необходимо высказать убеждение, что изменение климата – следствие многих взаимосвязанных друг с другом причин. Все складывается в общий котел, и планета потихоньку теплеет. Среднегодовая температура повышается. В Арктике и Антарктиде тают ледники, воды становится все больше. Если так пойдет, в скором будущем Венеция может утонуть. Над ее площадями и дворцами будут плавать дельфины и скумбрии. Митя не возражал, он относился к таким прогнозам с интересом.