Книга Дом, в котором пекут круассаны - Лана Фиселлис

другое. Даже чёрный квадрат — не чёрный, — поймав удивлённый взгляд Ады, Илья не может сдержать улыбки. — Я в интернете прочитал, не удивляйся.

— У тебя находятся силы шутить на эту тему, а до недавнего времени мне казалось, что я готова набросится на каждого, кто в неблагоприятном ключе припомнит имя Дафны.

— Ты же не будешь накидываться на меня? — Илья приподнимает брови, тихо посмеиваясь. — Хотя, знаешь… я тут подумал, что был бы не против, — и смеётся, когда Ада легко пихает его в бок. — Так а… почему всё-таки круассаны? — он кивком головы указывает на духовку.

— Не знаю, — Адалин пожала плечами. — Я люблю всю выпечку. Помню, с детства торчала на кухне, наблюдая за тем, как кухарка пекла клафути, тарты, французские булочки и пирожные буше. Клара в прошлом училась на кондитера, но с профессией сложилось только у нас дома, — француженка откинулась на спинку стула. — Отец вечно недовольствовал, что я всё свободное время трачу на музыку. Что училась играть на фортепиано, занималась вокалом. И когда он смотрел на меня своими холодными стеклянными глазами, оставляя дома, я сидела на кухне и просила её научить меня печь. Сначала я помогала по мелочи. Приносила муку, сахар и масло. Потом замешивала самые простые ингредиенты. А уже потом, под чётким наставлением Клары, начала пробовать себя в выпечке. Не скажу, что сразу получалось так, как нужно… в первый месяц я сожгла столько теста, что можно было накормить небольшой район Парижа.

Илья слегка запрокинул голову назад, тихо засмеявшись. Его пальцы машинально потянулись за пачкой сигарет, доставая одну и зажимая её губами. Второй рукой открывая окно и впуская в помещение прохладный утренний воздух.

— Дафна любила круассаны. Помню, что я пообещала ей печь их каждый день. Я вставала на час раньше каждое утро, чтобы испечь несколько и принести их в школу. Она всё возмущалась, что ей приходится бегать по утрам, чтобы не поправиться, — Адалин чуть сощурила глаза, наблюдая за тем, как Стрелецкий подпаливает кончик сигареты и пододвигает пепельницу на краю подоконника поближе к себе.

— Настолько вкусные? — он выдыхает дым в сторону окна, прикрывая глаза.

— Попробуешь и узнаешь, — уголки губ Адалин подрагивают в улыбке, когда духовка тихо звякнула, оповещая о готовности круассанов, и ей приходится подняться с места. — После смерти Дафны я очень долго не могла притронуться к выпечке. Как бы навык не растеряла.

Стрелецкий глубоко втягивает воздух носом, уводя сигарету в сторону пепельницы, когда Адалин открывает духовку и осторожно ставит противень на варочную панель.

— Ну знаешь, по запаху ты точно навыком не растеряла. Обалдеть. Пахнет просто потрясающе, — в подтверждении своих слов, Илья даже прикрыл глаза, когда манящий запах снова коснулся его лёгких и даже осел на языке. — Не помню, когда последний раз мне удавалось есть свеже испечённую выпечку. Мы с Аней… ну я бы точно не назвал нас кулинарами. Нам бы что попроще и побыстрее готовить. И чаще всего, это доставки… Зато, можно сказать, что у нас с Аней было настоящее кругосветное путешествие. Рамён, суши, фо бо…

— А из французского что-нибудь пробовали? — Адалин посмотрела на Илью через плечо.

— А мясо по-французски считается?

— Это та бурда из майонеза? Ты оскорбляешь мои французские чувства, мерзавец. Надеюсь, ты хотя бы не ел дешёвые круассаны из магазинов?

— Что ты, пташка. Каждый день специально ходил в самую дорогую пекарню.

Адалин щурит глаза, подхватывая один из уже начинающих остывать круассанов, прицеливаясь прямо в Илью. Тихий смех Стрелецкого, который свободной от сигареты рукой ловит летящую в него выпечку, касается ушей Ады, заставляя её поджать губы, чтобы не улыбнуться. Корочка тихо хрустит под его пальцами, когда Илья подносит круассан к лицу и глубоко вдыхает аромат свежей выпечки.

— Боже! У меня аж голова закружилась от этого обалденного аромата, — Илья тут же спешит откусить небольшой кусочек, совершенно не страшась накрошить, и тихо мычит, качая головой. — Вау! Пожалуй, ты была права. Магазинные круассаны просто отвратительные по сравнению с этими. Хочешь, я пропишу тебя у себя, чтобы ты готовила мне их каждый день?

— М-м, нет. Ты меня так просто не подкупишь, renard rusé. Пусть это останется приятным воспоминанием. Ты и так не вернул мне колечко. Ещё должен.

Воздух между ними теплеет, неприятный разговор о смертях остаётся позади. И в залитой утренним солнце маленькой кухонке на пересечение Невского проспекта и Фонтанки, Адалин чувствует уют. Тот, который она никогда не чувствовала дома, хотя должна была. Этот уют, почти оберегающий, защищающий. Такой, который укутывает в одеяло, вручает в руку чашку чая и включает фильм на ноутбуке; тот, который расставляет на книжных полках свечи и развешивает открытки из путешествий. Тот, который обязательно защитит.

Адалин совершает ошибку, когда поворачивается к Стрелецкому спиной; когда отвлекается на круассаны, осторожно отделяя каждый из них от пергамента и перекладывая их в мисочку рядом. Илья, конечно же, не может не воспользоваться этим. Он тушит сигарету, без колебаний откладывая в сторону круассан. Словно самый настоящий лис, он щурится, подкрадываясь совершенно бесшумно. Стрелецкий даже терпеливо дожидается, когда Адалин расправится с круассанами, чтобы от неожиданности не дёрнулась и не обожглась.

Он наклоняется, кладя пальцы одной руки ей на талию, а второй скользя ей под колени. Илья делает это всё так быстро, что француженка даже среагировать не успевает, как оказывается у него на руках. Она глубоко и шумно вздыхает, цепляясь пальцами за его плечи, пока, весело хохоча, Илья удобнее перехватывает её тело.

— Если так подумать, пташка, — он чуть склоняет голову в сторону, кончиком носа убирая прядь её волос в сторону, но на самом деле старается поглубже вдохнуть запах её тела. — Ведь лисы это хищники, — шёпот коснулся её ушной раковины, обжигающий кожу и пустивший уже знакомые Аде мурашки. — И ты сейчас в моём лисьем логове. Добровольно, прошу заметить. Неужели ты думаешь, что я теперь так просто отпущу тебя?

Адалин поворачивает голову, практически сталкиваясь носами со Стрелецким. Её брови слегка приподнимаются, а румянец касается бледных щёк — и Илья просто не может сдержать той довольной улыбке, которая сама собой расползается по его губам. Она в его руках, в его квартире и готовила на его плите. И всё это накладывалось друг на друга, смешивалось и сводило Стрелецкого с ума. Он провёл в душе больше, чем нужно, чтобы привести мысли в порядок после истории Ады. Он выкурил сигарету, пытаясь отрезвить самого себя.

Он пытался отдёрнуть себя, но раз за разом сталкивался с сопротивлением собственного тела. Илья