Книга Он убил меня под Луанг-Прабангом. Ненаписанные романы - Юлиан Семенов

что-то около тысячи человек. Фюрер рыдал; Геббельс комментировал: «Адольфа обманули еврейские плутократы». (Подробнее об этом – в моих книгах о Штирлице; там достаточно подробно дается анализ структуры национал-социализма, его стратегии и тактики. – Ю. С.)

– …Вышла я из внутренней тюрьмы – одна-одинешенька, ни кола, ни двора. Ютилась у случайных людей, узнала воочию, что такое предательство, боялась попадаться на глаза знакомым: вдруг снова заберут?! Хотелось стать крошечной, незаметной. Вот когда люди начали всерьез мечтать о чуде «человека-невидимки»; только б никто не нашел, затаиться, – она вздыхает, – как это у Высоцкого? «Лечь бы на грунт…» Но – нашли, что-что, а находить у нас – если захотят – в миг найдут. А искал меня не кто-нибудь, а, как говорили тогда, «совесть партии» Матвей Федорович Шкирятов, председатель КПК, мерзавец из мерзавцев, палач и садист. Странно, отчего про него мало пишут, он же чудовище, фашистское чудовище, иначе и не скажешь…

Пришла я в КПК. Сидит этот карлик на уголке стола, глаза-буравчики, лицо дегенерата, смотрит на меня неотрывно, а потом – хлоп ладошкой по зеленому сукну и – фальцетом: «А ну, рассказывай, как ты, утеряв бдительность, спуталась с врагом народа?!» А мне терять нечего, у меня день и ночь перед глазами моя кровиночка, трехлетняя доченька, замученная палачами, вроде этого… «Мы с тобой на брудершафт не пили, – отвечаю, – что это ты ко мне дружбой проникся, на “ты” перешел?» Шкирятов аж ростом стал еще меньше, скукожился, как от зубной боли, и тихо спросил: «Комиссию интересует все о ваших связях с врагом народа Беловым». А я ему: «С Иваном Панфиловичем Беловым я спала и детей ему рожала, а вы вместе с ним работали, на заседаниях Верховного Совета вместе сидели, что ж вы-то в нем врага не распознали?!»

Понятно, исключили меня из партии… Что потом было – рассказывать трудно, когда вспоминаю, сердце болит…

…Существует (пока что) две версии по делу наших легендарных военных.

Первая: РСХА во главе с Гейдрихом, зная болезненную подозрительность Сталина, подготовило фальшивки на Тухачевского и его соратников; это было нетрудно сделать, ибо почти все наши военачальники проходили обучение в Германии – после заключения договора в Рапалло, задолго до того, как к власти пришел Гитлер.

Документы подделывал штурмбанфюрер СС Науекс. После разгрома нацизма он дал развернутые показания об этой «работе».

Суть подделки: группа военачальников во главе с Тухачевским готовит военный путч против Сталина.

Гитлеру не была страшна доктрина Сталина: «Все решит конница и авиация». Гитлеру была страшна доктрина Тухачевского: «Только танковые и мотомеханизированные войска вкупе с авиацией могут гарантировать победу над агрессором».

Много лет – после XX съезда – считалось, что расстрел наших военных был победой службы Гейдриха. Кое-кто продолжает так считать и поныне: «Товарища Сталина обманули».

Вторая версия: по заданию Сталина идея о путче советских военачальников была подброшена Гейдриху из Москвы – через генерала Скоблина, который затем таинственно исчез из Франции.

То есть Гейдрих был лишь статистом в игре Сталина.

Есть и третья версия, которую большинство исследователей отвергают. Суть ее сводится к следующему: чекисты-дзержинцы, работавшие с тридцать четвертого года в архивах царской охранки, чтобы накопать «компру» на Каменева, Бухарина, Пятакова, Рыкова, нашли документы, свидетельствовавшие о неблаговидных поступках Сталина. Сообщили об этом своим единомышленникам-военным. Те начали готовить переворот, чтобы спасти страну от тирана: основания к свержению Сталина якобы были абсолютны.

…В конце пятидесятых годов Лиля Брик и Катанян снимали две комнаты на даче на Николиной Горе. Однажды, гуляя по поселку, Лиля Юрьевна сказала мне:

– Весь тридцать шестой год я прожила в Ленинграде… Я тогда была замужем за Виталием Примаковым, командиром «Червового казачества» во время гражданской… И все это время я – чем дальше, тем больше – замечала, что по вечерам к Примакову приходили военные, запирались в его кабинете и сидели там допоздна…. Может быть, они действительно хотели свалить тирана? Или тот играл с ними, организовав провокацию?

…За всеми участниками Особого Присутствия – сразу же после окончания кровавой трагедии – Ежов поставил слежку. Наладил прослушивание телефонных разговоров, перлюстрацию писем.

О результатах Сталину докладывали ежедневно. Доложили и о том, что Егоров сник, замкнулся в себе, сказал одному из близких: «Я оказался пешкой в грязной игре. Мне стыдно самого себя».

Смогли записать подобные же разговоры Ивана Белова.

Маршал Блюхер заметил командарму Штерну во время боев против японских армий, вторгшихся в Монголию: «Это был кровавый фарс, но я не могу понять, отчего же они во всем признавались?! Отчего их лица были белые, словно мукой обсыпанные? Почему у них были чужие, мертвые глаза?!»

Егорова и Белова расстреляли после нечеловеческих пыток.

Блюхер – чтобы не выйти на процесс – выколол себе глаза в кабинете Берия и был там же убит.

Буденный одобрял исход процесса, показывал друзьям в лицах, как кололись Тухачевский и Якир.

Тем не менее и за ним были отправлены две машины – Берия решил, что убирать надо всех свидетелей, без исключения.

Семен Михайлович жил в Переделкино, на даче, жил, как в былые времена у себя в станице, – с охраной, конюхами, егерями.

Когда его подняли с кровати – «чекисты приехали», он, как был, в исподнем, бросился к окну, распахнул его и крикнул охране: «Пулеметы – товь!» И дал несколько выстрелов из маузера. Потом бросился к телефону, набрал номер Сталина: «За мной приехали! Буду отбиваться, это – ежовские последыши». Сталин – после долгой паузы, калькулировать он умел – понял, что Семен не сдастся так просто, как интеллигентишки типа Тухачевского и Уборевича, поднимет своими пулеметами весь поселок, а там писатели живут, пойдут ненужные толки, поинтересовался: «Сколько времени продержишься?»

Буденный ответил: «До конца буду отстреливаться, патронов хватит…»

– Ну, держись, – усмехнулся Сталин, – попробую помочь.

Позвонил в Серебряный Бор, на дачу Берия:

– Заберите ваших людей от Буденного, пусть останется хоть один свидетель, один – всегда пригодится, я ему верю…

…Александра Лаврентьевна Белова проводила меня до двери – маленькая, очаровательная женщина с прекрасными голубыми глазами.

Вздохнула, улыбнулась:

– Мишенька Зощенко носил золотую цепочку на левой руке. Как-то я ему сказала, что мечтаю вставить золотые зубы, – тогда было модно. Он снял свою цепочку, протянул ее мне:

– Возьмите, Шурочка, только вам не пойдут золотые зубы, вы же такая красивая…

Она пожала острыми плечиками:

– Слушайте, вы можете понять тех, кто и сегодня кричит, что «Сталин – отец родной»? После того, как все открыли?! Хотя какое там «все»… Что это: психоз, упрямство или обида за прожитую жизнь, в которой место Бога занял человек с желтыми глазами дьявола? «Без Сталина мы бы не выиграли войну», – с горькой усмешкой она повторила чьи-то слова. – Без