Книга Судьба генерала Джона Турчина - Даниил Владимирович Лучанинов

тщеславнейшее, надменнейшее и пустейшее создание. Наряды, чванство, желание блеснуть, сыграть роль принцессы, леди — идеал ее жизни. Нигде так открыто нагло не кланяются деньгам; тут даже нет наружного приличия в этом отношении: на улице и в лавке, в церкви и в бальной зале вы услышите на разные лады высказываемое одно и то же, а именно, что деньги делают человека и что без денег человек — дрянь, не стоящая уважения».

Однако взгляд Надин на американский уклад жизни был далеко не таким озлобленно-мрачным, как у ее мужа. Она отмечала и положительные явления, «независимые от народного характера, напротив, противоположные ему, и как-то чудно порожденные свободой, лежащей в основании их жизни». Такова была известная общественная деятельница Люси Стоун, которую Надин довелось как-то слышать на митинге. Объезжая штаты, миссис Стоун выступала с горячими речами за равноправие женщин и за освобождение негров. Таковы были женские медицинские курсы в Бостоне и Филадельфии, всячески преследуемые и тем не менее настойчиво выпускавшие женщин-докторов.

«Вообще свобода на деле — великое дело! — заканчивала она, — здесь встречаются вещи, способные укрепить веру в возможность и необходимость свободы и «selfgovernement»[35].

Какова была дальнейшая судьба посланных Герцену турчаниновских литературных трудов — «пиес» Ивана Васильевича и повести его жены? Появились они в печати или нет, а если появились, то где именно?

К величайшему сожалению, и об этом нет сведений.

Что касается автора романа, то он не обладает достаточной смелостью для того, чтобы в данном случае отдаться вольному полету художественной фантазии.

ЛУЧШЕГО КОМАНДИРА НЕ НАЙТИ

1861 год.

Итак, очередным президентом Соединенных Штатов избран республиканец Авраам Линкольн, адвокат из Спрингфилда. Демократы-южане потерпели поражение. Дальнейшее существование невольничества отныне находится под вопросом. Взбудораженная, кипящая политическими страстями Америка раскалывается на два непримиримых враждебных стана. Одиннадцать южных штатов, отделившись от Союза, создают самостоятельное государство — Конфедерацию. Свое правительство, своя конституция. Политической и экономической основой нового государства объявлено рабство негров. Президентом рабовладельческой республики избран Дэвис Джефферсон, крупный плантатор из штата Миссисипи. Союз и Конфедерация, Север и Юг.

Гражданская война неизбежна.

Южане начинают ее первыми. Пушки армий конфедератов открывают огонь по форту Самтер, прикрывающему вход в бухту города Чарлстон. После сорокачасовой бомбардировки форт выбрасывает белый флаг. Общественность Севера возмущена до предела. Газеты северных штатов расценивают захват форта Самтер как мятеж, как государственную измену, как оскорбление национального флага. Бурные митинги в городах требуют от федерального правительства решительных мер. Президент Линкольн объявляет набор волонтеров, на первых порах семидесяти пяти тысяч, — добровольцы осаждают пункты записи в армию.

Так началась жестокая и кровопролитная война американцев против американцев, продолжавшаяся с переменным успехом четыре года — с 1861 по 1865‑й.

Против одиннадцати штатов южной Конфедерации на стороне Союза встало двадцать три северных штата. Союз насчитывал двадцать два миллиона жителей, Конфедерация — девять миллионов. Рабов-негров из них три миллиона.

Деловой, развивающийся, индустриальный Север с его заводами и фабриками, дававшими семьдесят пять процентов промышленной продукции страны, превосходил отсталый хлопководческий Юг не только численностью населения, но и богатством, и всем тем, что требовалось для ведения войны.

* * *

Эшелоны иллинойских полков 19‑го и 21‑го, в ожидании отправки, стояли далеко от чикагского вокзала, на запасных путях, за которыми открывались унылые, захламленные пустыри городской окраины.

Если бы в то время вам понадобилось туда пройти, пришлось бы долго шагать в лабиринте пассажирских и товарных составов, переступая через десятки разбегающихся во все стороны стальных, нагретых июньским солнцем, ослепительно сияющих рельсов и ныряя под преграждающие дорогу вагоны. Потом откуда-то издалека донесся бы натужный одинокий человеческий голос, видимо выкрикивающий в пространство речь, голос оратора, перебиваемый то гулом общего смеха, то отдельными злыми выкриками, то одобрительным свистом и шумным плеском ладоней.

Когда в последний раз, остерегаясь треснуться головой о железо, пролезли вы под товарным вагоном, вашим глазам представилась бы тысячная толпа солдат, собравшаяся на самом солнцепеке. Стоят, глядят, слушают. Красные фески зуавов — будто луг цветущих маков — перемешались с обычными, скошенными наперед солдатскими кепи. А в широко раздвинутых дверях товарного вагона, точно на эстраде, видный зрителям в полный рост, мечется, истошно выкрикивает рваные фразы, размахивает руками маленький вертлявый зуав в расстегнутом мундире. Раздуваются широкие красные шаровары, стянутые у лодыжек. За столом в глубине вагона сидят длинноволосые офицеры в синих сюртуках с поперечными погончиками на плечах.

— Не подумайте, ребята, я не против командира, он парень что надо, первый сорт парень, но одна беда — слишком молод. Молод, ребята! — выкрикивает оратор. — Тут дело такое — война, сами небось понимаете, а кто нас поведет? Парню всего двадцать два года... Скажем, вы у себя на ферме пастуха выбираете овец пасти. Небось желторотого мальчишку не пошлете, а выберете малого опытного, в годах, кому можете довериться... А тут, ребята, не стадо овец, тут люди, мы с вами...

— Правильно! Крой дальше! — кричат из толпы.

— Что тут происходит? — спрашиваете вы, подойдя к столпившимся синим спинам, ту, которая поближе.

На вас оглядывается костистое лицо с небритой челюстью, которая медлительным, безостановочным, коровьим движением продолжает перетирать жвачку. Две минуты молча оценивает вас взглядом из-под широкого квадратного козырька, заслуживаете ли того, чтобы вам ответить, и, решив, что, пожалуй, заслуживаете, вяло произносит:

— Выбираем полкового командира, парень...

Не первый уже час спорил горластый, взбудораженный митинг, на котором волонтеры двух добровольческих иллинойских полков, недовольные нынешними своими командирами, выбирали себе новых. Правда, кандидатуры их предложил сам губернатор штата Иллинойс, ради такого важного дела не поленившийся приехать из города. Он сидел за столом среди офицеров, полный, румяный, беловолосый джентльмен почтенного вида, поставивший на стол свой лощеный цилиндр. По правую его руку находился поджарый, с меланхолическим козлобородым лицом командир дивизии генерал Митчелл.

Соблюдая подобающее случаю важное молчанье, офицеры глядели на спину очередного оратора, размахивавшего руками в дверном проеме перед сотнями обращенных к нему загорелых лиц. Передние ряды слушателей привольно расселись на сухой земле, задние скучились за ними стоя, плечо к плечу. Глядел на собравшихся перед товарным вагоном солдат и командир роты полковник Турчин, тоже одетый в форменный сюртук с поперечными погонами. Красные маки фесок, красные шаровары, мешковатые, завязанные у лодыжек... У французских зуавов перенята форма. Бывало, под Севастополем,