Книга Тень - Адам Пшехшта

– Как далеко мы можем зайти? – спросил старший, седой вахмистр.

– На ваше усмотрение, – ответил Самарин. – Но с одной оговоркой: когда закончите, узник должен быть в состоянии отвечать на мои вопросы.

Вахмистр кивнул и вошел в камеру, в которой держали Глобачева, его товарищ последовал за ним. Отношения между тайной охраной и жандармерией были непростыми, поскольку оба органа подчинялись министерству внутренних дел, а их компетенции перекрывали друг друга. Лишь в тысяча девятьсот втором году их разделили, предоставляя тайной охране право проводить операционно-следственные действия, в то время как жандармы занимались допросом политических преступников. Однако использовать это разделение на практике было трудно, а иногда и невозможно. Кроме того, руководящие должности в тайной охране могли занимать как полицейские, так и жандармы, что создавало систему сложных служебных и внеслужебных отношений. Хаос усугублял тот факт, что существовали подразделения жандармерии, формально не входящие в состав Корпуса жандармов, но подчиненные его руководству, а сам корпус в некоторых вопросах воспринимали как часть структуры военного министерства.

Самарин решил воспользоваться помощью Пятого отделения, поскольку Отдельный корпус жандармов ненавидел предателей, и каждый такой случай воспринимался как пятно на чести всего корпуса.

* * *

Глобачев не выглядел страдающим, он сидел прямо на тюремном табурете, только мокрый от пота мундир, посеревшее лицо и забинтованная до локтя рука свидетельствовали о том, что с ним явно что-то не так.

– У него сломаны пальцы и вывихнуто запястье, – отчитался вахмистр. – Мы дали ему морфий, но этой дозы надолго не хватит. Он согласился ответить на все ваши вопросы, но, если он изменит решение, позовите нас. Мы будем поблизости.

Самарин подождал, пока мужчины выйдут, после чего устроился напротив арестованного.

– Я так понимаю, что мне не придется снова обращаться за помощью к вашим коллегам? – спросил он.

Жандарм испуганно кивнул, не осталось и следа от его прежней презрительности.

– Я все расскажу, – лихорадочно заверил он.

– Почему вы хотели убить Олафа Рудницкого?

– Мне приказали.

– Кто?

– Theokataratos.

– Кто?!

– Проклятые.

– Почему вы с ними сотрудничаете?

– Они помогли мне, – пробормотал он, отводя взгляд.

– Каким образом?

– Я заболел. Сифилис, – добавил он по требовательному жесту Самарина. – Они вылечили меня и пообещали…

– Что?

– Выгоды в будущем, – уклончиво ответил жандарм. – Помощь в получении более высокой должности, деньги…

– Каким образом они могли вам помочь в карьере? Или при дворе есть сторонники Проклятых?

– Я ничего про это не знаю! – быстро ответил Глобачев. – Подробности мне не сообщали, были только предложения.

– И из-за этих предложений и горсти сребреников вы предали своего царя и товарищей по оружию, – с презрением произнес Самарин.

– Вы считаете, что вы лучше? – с ненавистью прошипел жандарм. – А вы знаете, как бы ко мне относились мои «товарищи по оружию», если бы узнали, что я сифилитик? А может, меня спас бы его величество? Деньги? Не трудно быть благородным, имея такое состояние, как у вас!

– Вы пришли в госпиталь, чтобы убить меня, – внезапно сказал Самарин, игнорируя высказывание жандарма.

Неожиданно все, казалось бы, непонятные детали сложились в одну логическую цепочку.

– Нападение на дворец ваших рук дело? – резко спросил он.

– Нет! Это большевики. Вы же сами допрашивали нападавших.

– Какие приказы вы получили?

Глобачев отвел взгляд и стиснул губы. Самарин резко поднялся, переворачивая обшарпанный столик.

– Ну как хотите, – произнес он ледяным тоном.

– Нет! Прошу…

– Отвечайте!

– Я должен был убить вас и Рудницкого, ничего больше, клянусь!

– Тогда зачем вся эта интрига с малышкой Корсаковой?

– Вы вышли целым из всех нападений, и они начали мне угрожать. Я подумал, что, если скомпрометирую вас в глазах царя, вы вернетесь в свое имение, а там…

– Меня легче будет убить, – закончил иронично Самарин. – Но зачем? Коль нападение на дворец организовали большевики, в чем я провинился перед Проклятыми? Поскольку они охотились на меня задолго до моего посещения петербургского анклава. Тогда в Варшаве тот фехтовальщик, что чуть не убил меня, – это ваших рук дело?

Глобачев не ответил, он смотрел вдаль, словно стены не составляли для него преграды. Самарин терпеливо ждал, он знал, что это естественная реакция. После сильного напряжения и пыток разум силился ускорить регенерацию организма, вводя тело в своего рода транс или сон.

– Да, это я его нанял, – через минуту ответил Глобачев.

Голос жандарма звучал странно глухо, словно доносился из-за стены.

– Зачем эта охота на меня и Олафа?

– Я не знаю, в подобных условиях лучше не задавать вопросов, однако как-то случайно я услышал разговор про вас, в котором прозвучало слово «нефилим».

– И что это?

– Без малейшего понятия, – равнодушно произнес жандарм.

– Кто отдавал вам приказы? Проклятые?

– Нет. Не непосредственно, только раз я видел одного из них. Преимущественно мне отдавал приказы кто-то из гильдии, хотя те маги не скрывали, кто за ними стоит.

– Вы знаете кого-то из них?

– В самом начале, как раз после того, как они заключили со мной контракт, я выследил одного. Этот человек использовал имя Попович. Ефим Попович. Он жил на Камчатской, недалеко от кладбища.

– А потом?

– Я видел, на что они способны, поэтому больше не отважился следить.

– Эта гильдия имеет название?

– Да, Amici Mortis.

Самарин кивнул, последний кусок мозаики встал на свое место.

– Что со мной будет? – спросил Глобачев, поднимая взгляд.

В его глазах не было надежды, похоже, он смирился с судьбой.

– Вы ведь знаете…

– Сделайте это сейчас, морфий перестает действовать, – попросил он.

Самарин вынул револьвер из кобуры и, приставив дуло к подбородку жандарма, спустил курок. Грохот почти оглушил его, стены небольшого помещения усилили звук выстрела.

Двери камеры с треском открылись, и на пороге замер вахмистр с оружием в руках.

– Что происходит? – выкрикнул он.

– Генерал Глобачев совершил самоубийство, – спокойно ответил Самарин. – Прошу заняться телом.