Книга Безжалостный - Дин Кунц

Из ковра на полу багажного отделения торчали металлические кольца, накрепко приваренные к раме.

Они предназначались для крепления крупногабаритного груза, дабы тот не смещался при транспортировке.

С помощью дополнительных отрезков цепи я закрепил к этим кольцам запястья и лодыжки Ваксса.

Как только покончил с этим, Пенни убрала пистолет, и мы открыли черный чемодан со стальными замками и окантовкой.

В алюминиевом футляре, который мы увидели в чемодане, обнаружился грозного вида пистолет с двумя запасными обоймами, глушитель и плечевая кобура.

Пенни накрутила глушитель на ствол, отошла от «Хаммера», выстрелила пару раз в забитое досками окно. Треск дерева по громкости значительно превосходил «грохот» выстрела.

– Я его беру, – изрекла Пенни.

– Вы созданы друг для друга, – кивнул я.

В чемодане мы также нашли «Тазер» и, по нашему предположению, разнообразные орудия пыток: скальпель, тиски для пальцев, щипцы, кулинарную горелку и прочие игрушки садистов, включая боксерскую капу, которая вставлялась в рот и не позволяла жертве откусить от боли язык.

Еще в одном футляре лежали ампулы с различными препаратами, шприцы, хирургическая вата, бутылочка спирта и резиновый жгут, который мог использоваться, как турникет.

Перебрав ампулы, Пенни остановила выбор на одном снотворном.

– С его помощью наше путешествие будет более приятным.

Заглянув в багажное отделение, она спросила Ваксса, какая доза для него безопасна и сколь часто ее нужно вводить.

– Вы случайно вызовете у меня эмболию, если с лекарством введете пузырек воздуха, – ответил он.

– А отцу Джона Клитрау, на том катере, ты ввел воздух специально? – полюбопытствовала Пенни.

– Вы – покойники, – огрызнулся он.

– Когда придет время тебя убить, ты не отделаешься только уколом, – пообещала ему Пенни.

Ваксс замялся, а потом назвал точную дозу.

Она забралась в багажное отделение, резиновым жгутом перетянула ему правую руку, протерла вену спиртом.

– Куда вы меня везете? – впервые в голосе Ваксса послышалась тревога.

– Домой, – ответил я, стоя у открытой задней дверцы.

– Прежде чем все зайдет… слишком далеко, есть время для того, чтобы достигнуть взаимопонимания.

– Тебя мы уже отлично понимаем, – ответил я, – а тебе нас никогда не понять.

– Но это неправильно.

– Мы живем в несправедливом мире.

– Вы совершили множество преступлений.

В моем смехе слышалось столько горечи, что я подумал, будто смеется кто-то другой.

– Выродок, – отсмеявшись, бросил я.

Его лицо вспыхнуло.

– Писака.

Пенни погрузила его в сон, к ее сожалению, не вечный.

Глава 60

Весь день мы ехали на юг, Майло и Лесси на заднем сиденье, Пенни и я – на переднем, сменяя друг друга за рулем. «Хаммер» отлично держал скорость, так что мы быстро продвигались к цели.

Ваксс лежал на спине, прикрытый одеялом до подбородка. Если не видеть цепей, создавалось полное впечатление, что он решил немного вздремнуть.

Проголодавшись, мы брали еду на вынос и ели в дороге.

Всякий раз, когда Ваксс просыпался, чтобы сказать, что мы – покойники, Пенни вводила ему очередную дозу снотворного.

Среди прочего в его карманах мы нашли ключи от дома. Висел на кольце с ключами и брелок дистанционного управления, вроде того, каким мы открыли ворота в доме на полуострове.

В бумажнике Пенни обнаружила карточку с кодами охранной сигнализации дома и телефон, по которому следовало позвонить в случае ложной тревоги.

Более интересными показались нам четыре фотографии женщины – портреты. На одной она выглядела лет на сорок с небольшим; еще две сделали десятью годами позже; на четвертой ей было за шестьдесят.

На красавицу женщина не тянула, но выглядела симпатичной. Поначалу ее лицо казалось суровым, но, глядя на фотографии достаточно долго, ты понимал, что черты лица вполне мягкие, а суровость напускная. Женщине хотелось, чтобы ее видели такой.

Волосы она зачесывала назад, собрав в пучок на затылке. Темные в сорок и пятьдесят лет, на последней фотографии они поседели.

На всех четырех фотографиях женщина плотно сжимала губы, словно кто-то пытался сунуть ей в рот ложку с горьким лекарством.

В ее синих, как и у Пенни, глазах теплота отсутствовала напрочь, они даже отливали серым. Всякий раз она смотрела в объектив с таким видом, будто терпеть не могла позировать, но я подозреваю, что фотографии практически ухватили ледяную холодность ее взгляда.

Из бумажника Пенни также выудила сложенную открытку с напечатанным текстом поздравления, озаглавленную: «МАМЕ НА ЕЕ ШЕСТИДЕСЯТИЛЕТИЕ».

Пока я вел «Хаммер», она зачитала мне текст: «Матери жизни, матери смерти. Мать всех, от взгляда на тебя у меня перехватывает дыхание. Мать всех наших завтра, дай нам мир без печалей. Любовь – иллюзия дураков. Мудрость – сила, которая правит. Мать, соедини нас воедино. Измени этот мир ныне и навсегда».

– Не похоже на открытку от «Холлмарка», – прокомментировал я.

– Она подписана, – продолжила Пенни. – «Твой покорный сын Ширман».

– Я возможно, один раз что-то взорвал, – подал голос с заднего сиденья Майло, – но я никогда не сбрасывал на вас такую вот словесную бомбу.

– И я тебе за это признательна, Майло, – улыбнулась ему Пенни.

– Мать – женщина на всех этих фотографиях? – спросил я.

– Готова поставить на это обе почки и легкие, – ответила Пенни.

* * *

После того, как на поздний ленч мы съели чизбургеры (за рулем уже сидела Пенни), я затронул очень одну интересующую меня тему:

– Не могу сказать, почему мы боимся об этом поговорить.

– Я тоже не могу, – присоединилась ко мне Пенни.

– Я хочу сказать, среди всего ужасного, что мы узнали и увидели за последние дни или что нас заставили сделать, это не кажется таким уж пугающим.

– И однако, я так боюсь коснуться этого, что предпочла бы говорить о злодеяниях этих красноруких мерзавцев, совершенных с Генри Кейсесом, Томом Лэндалфом и остальными.

– Я понимаю, о чем ты. Я бы тоже лучше сто раз прочитал это идиотское поздравление Ваксса, чем заговорил бы об этом.

– А что такого ужасного мы можем выяснить? Какое-то время она делала что-то странное, но остается собакой.

– И очень милой собакой, – поддакнул я.

– Восхитительной собакой. Помнишь день, когда мы забрали ее из собачьего приюта? Мы влюбились в нее через минуту.