Книга Наследница журавля - Джоан Хэлифакс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сделав еще один шаг назад, Хэсина замерла. В ее памяти воскресла каждая песня, каждая пьеса, каждый рассказ, которые она только слышала об Одиннадцати героях.
«Они пробили брешь в городской стене. Они взяли штурмом ворота дворца. Они обезглавили последнего из былых императоров, прежде чем он успел подняться с трона».
Как? Этим вопросом задавалось не одно поколение ученых.
Теперь она знала, как.
На ватных от потрясения ногах она снова подошла к стене. Сотню раз она сидела на троне, не обращая внимания на панели за спиной, считая их лишь еще одним аляповатым украшением, сохранившимся с былых времен. Она никогда бы не подумала, что за ними может находиться что-то еще. Видимо, последний император тоже об этом не догадывался. Как он, наверное, был изумлен, когда Первый и Второй влетели в зал ниоткуда, словно призраки. Хэсина могла представить страх с привкусом железа, который он должен был испытать. Она почувствовала его на своем языке, потому что прикусила себе щеку.
На стенах было что-то написано. Хэсина потерла глаза, но слова никуда не исчезли. Перед ней были колонки символов, которые сползали по мыльному камню, словно муравьи. Почерк казался неровным, как будто рука писавшего не привыкла выводить такие штрихи. Но Хэсина прекрасно их знала. Слова были написаны на упрощенном яньском – языке ее эпохи. Она уже прочитала крайнюю колонку справа – и даже не заметила этого.
Сегодня правителю предстоит умереть.
Треск факелов стих. Пение ветра, доносившееся из глубины тоннеля, остановилось. Хэсина покачнулась от слабости и прислонилась к стене из мыльного камня, прижав руки к столбикам слов.
Сегодня правителю предстоит умереть.
Она нашла его. Эту строчку написал убийца императора – ни один из правителей новой эпохи, кроме ее отца, не умирал преждевременно. Но она не хотела читать дальше. Было еще не поздно уйти и притвориться, что она ничего не видела.
«Знание есть правда, Пташка. Если человек отказывается учиться, он обрекает себя на жизнь в мире, где правит ложь».
Хэсина рассмеялась сквозь слезы. Она верила ему. Обман был частью ее натуры, но ради отца она старалась стать лучше. Ради него она отправилась на поиски правды, хоть это и причиняло ей боль. Но зачем ей было гнаться за правдой сейчас?
Чтобы стать лучше него.
Дрожащими руками она оттолкнулась от стены.
Чтобы стать лучше – ради себя и ни для кого другого.
Она расправила спину, и по ее позвоночнику прокатилась волна боли.
Сегодня правителю предстоит умереть.
Хэсина глубоко вздохнула и стала читать дальше.
Девятый сказал, что император должен принять смерть от моей руки. Я ответил, что он сам лучше подходит для такого задания. Это вызвало у него лишь смех – хотя смеется он очень редко.
– Я принадлежу тьме, – сказал он. – Ты принадлежишь свету. Я могу покончить со злодеями, но покончить со старой эпохой должен ты. А начать следует с императора.
Я сказал ему, что не вижу в его словах смысла. Даже сейчас, пока я пишу эти строки, чтобы прояснить свое сознание, я до сих пор не понимаю, почему это должен сделать я. Девятый говорит, что люди пойдут за мной, потому что у меня доброе сердце, но мы оба знаем, что самое доброе сердце из нас всех – у Шестого.
– Дело в том, что ты, словно ребенок, идеализируешь правду, – говорит Второй. – Мир начал загнивать. На трон должен взойти тот, кто чист душой.
– Дело в том, что ты знаешь, чего хочешь, – говорит Третий. – А еще ты знаешь, как этого добиться.
– Дело в том, что мы верим в тебя, – говорит Шестой. – Мы были сиротами, бродягами и падшими принцами. Ты объединил нас и дал нам смысл жить дальше. Когда мы оплакивали наши потери и были готовы разойтись в разные стороны, ты удержал нас вместе. Ты сможешь сделать то же для своего народа.
Когда они говорят так, я начинаю чувствовать себя кем-то наподобие бога. Возможно, так оно и есть – по крайней мере, я точно перестал быть обычным человеком. Но они хотя бы знают меня, настоящего меня. А вот народ меня не знает – и никогда не узнает, если я убью императора, превратившегося в злодея. Я стану героем легенд. Обо мне будут складывать песни, сочинять оперы и писать эпические поэмы, но никто не упомянет испуганного мальчишку, дрожащего мальчишку, мальчишку, хотевшего бросить меч, который внезапно стал для него слишком тяжел, и уйти прочь.
Но я не могу уйти. Я пожертвовал своей смертностью, чтобы оказаться здесь. Мы все принесли немало жертв. Наши погибшие друзья смотрят на нас с небес. Нельзя, чтобы их смерть оказалась напрасной.
Все, чего я хочу, – это мое имя. Хочу вернуть его хотя бы на мгновение. Девятый напоминает мне, что мы больше не принадлежим самим себе, что мы отказались от наших личностей в тот момент, когда решили сражаться за народное благо. Но здесь и сейчас я хочу, чтобы меня запомнили таким, какой я есть. Я хочу помнить остальных не как Второго, Третьего, Четвертого, Пятого, Шестого, Седьмого, Восьмого, Девятого, Десятого или Одиннадцатого. Я хочу помнить их имена: Мо-ся, Цзинь, Ван А-бао, Ван А-доу, Су Энь-нэй, Цзы Фэнь, Го Сяо, Ши Лин, Кай-шэнь и Сы-ма Лань.
Пускай о нас сложат легенды.
Пускай мы проживем жизнь, руководствуясь только правдой.
У Хэсины подкосились ноги.
«Я пожертвовал своей смертностью, чтобы оказаться здесь», – написал Первый.
Она упала на колени, но вместо того, чтобы почувствовать под собой твердый камень, она провалилась в жидкую грязь. Хэсина снова оказалась у гроба отца. Она прижималась щекой к его груди и слушала стук его сердца.
Отец. Бессмертный.
Теперь она была в своей комнате, где вращала механизм на серебряном замке матери, держась пальцами за холодный, гладкий металл.
0
0
0
000. Начало новой эпохи. День, когда Первый из Одиннадцати героев переродился, чтобы стать правителем. Год, когда переродился в правителя ее отец.
Ей снова было восемь лет, и она сидела у отца на коленях. Его кабинет озаряло пламя свечей, мир казался уютным и безопасным, и она могла задать вслух любой вопрос.
«Почему Одиннадцать героев начали отсчет лет с нуля?»
«Чтобы все могли родиться заново. Юные, старые, богатые, бедные, мужчины, женщины – все мы стали детьми новой эпохи».
В следующий миг она читала «Постулаты», и ее одновременно успокаивало и настораживало душевное родство с революционером и убийцей, взгляды которого так походили на ее собственные.
«Мы все родимся заново и станем равными друг другу». – ПЕРВЫЙ из ОДИННАДЦАТИ о новой эпохе
«Знание есть правда, – говорил ее отец. – Если человек отказывается учиться, он обрекает себя на жизнь в мире, где правит ложь».
