Книга Серебряный меридиан - Флора Олломоуц

В конце месяца они переехали в Саутуарк, ближе к реке и театрам. А в ноябре к ним приехал Джон. Джон Шакспир. Отец.

Сколь невероятным было это событие, столь и закономерным. После того, как Джон потерял единственного наследника мужского пола от старшего сына, он вновь решил подать прошение на герб, которое подавал 25 лет назад в 1568 году, но которое тогда отозвал. Тогда у него не хватило средств на осуществление этого честолюбивого замысла. Теперь он решился. Шакспиры должны наследовать свое право именоваться копьеносцами, «потрясателями копья».

Как бы Джон предосудительно не относился к репутации своих старших детей и месту в жизни, какое они избрали, он не мог не оценить достаток и положение, достигнутое ими в столице. Доходы Уильяма росли. Его известность в литературных и театральных сферах и близость к людям образованного и знатного круга дали повод Джону обратиться к нему за помощью в деле, касающемся подачи нового прошения о присвоении их роду герба. После долгих споров, обсуждений и проектов совместными усилиями выбрали следующий эскиз родового знака: на щите был изображен сокол, держащий в одной лапе копье. Крылья сокола распростерты — что означало «потрясание». По диагонали герба также изображалось копье — золотое с серебряным наконечником. Девиз гласил «Non sainz droit» — «Не без права». Отец хотел, чтобы девиз был написан непременно по-французски — в знак того, что владельцы герба люди образованные и владеют им по праву. Как ни пытались Уилл и Виола объяснить несуразность, наивность и самонадеянность такой композиции — убедить отца они не смогли. На их счастье, он отказался от шлема с перьями, римских доспехов на соколе, перчатки, обнимающей копье, и еще кучи прочих витийств вокруг эмблемы.

Глава Геральдической палаты пожаловал этот герб Джону, «по ходатайству и получив достоверные сведения», что его «предок за свою верную службу был отмечен и награжден славной памяти рассудительнейшим королем Генрихом VII». Эту семейную историю Джон пересказывал всем миллионы раз, и сам искренне верил в нее.

Эскапада Джона не осталась незамеченной. В тот же год Бен Джонсон, один из соперников Уильяма в поэтическом мире, вывел в своей пьесе «Всяк в своем нраве» деревенского простака Солиардо, который получил собственный герб и хвастал всем: «Я могу теперь писать, что я — дворянин. Вот моя грамота, она обошлась мне в тридцать фунтов, клянусь!» На гербе красовалась голова вепря и девиз «Не без горчицы».

Однако Уилл не обиделся. К досаде Джонсона он вместе со всеми искренне потешался над этой «головой с горчицей» в пивной «Надежда», куда компания сочинителей и актеров собралась после показа пьесы.

— Не без перца, — продолжил ряд Уилл.

И все подхватили — «Не без уксуса», «Не без соли» и прочая, прочая, пока насмешка не превратилась в новое меню, какое было решено прикрепить к дверям пивной.

Постепенно перипетии трудного года улеглись и закончились.

После долгого перерыва, вызванного болезнью брата, во время которого в «Белом грейгаунде» ее подменял Джаспер Филд, брат Ричарда, Виола вернулась в книжный магазин.

Ричард пришел туда в день ее выхода на работу. Один. Он был свеж и светел. Он был рад.

— С возвращением, — сказал он. — У нас много новинок. Тебе теперь предстоит читать и запоминать.

— Чего еще можно желать, Ричард. Я истосковалась!

— Мы тоже.

«Мы» полоснуло, как лезвие. «Тоже» окутало, точно одолженный плащ.

— Как ты думаешь? Может открыть здесь еще один театр? — вдруг не свойственным ему шутливым тоном спросил Ричард. — Лично для тебя?

— «Не без права», — в тон ответила Виола.

Ричард качнул головой и щелкнул языком.

— Боюсь, епископ не позволит, — сказал он и вышел на улицу.

Имогена[134]

…То господин мой,

Британец доблестный и столь же добрый,

… Нет больше

Такого господина. Пусть пройду я

С востока к западу, просясь на службу,

Сыщу хороших много, буду верен,

Но не найду такого.

Люций

Добрый отрок,

Ты жалобами трогаешь не меньше,

Чем господин твой кровью. Кто же он?

Имогена

Ричард дю Шан[135].

За ним из двери в лавку влетел свежий влажный воздух. Начиналась весна.

Глава X

— Фокусник, когда же ты успел?

Они стояли перед домом Клоптона на Чэпл-стрит в Стратфорде. Из кирпича, с каменным фундаментом, островерхой крышей и окнами-эркерами, выходящими на восток, в сад. В два сада. Уильям купил этот дом, Нью-Плейс, ничего не говоря о сделке Виоле, с намерением сделать им обоим подарок к тридцать третьему дню рождения и крещения. Пик жизни. Самый ее зенит. Все теперь будет отмеряться от этой даты — все, что было прежде, все, что будет потом. Они оба уже не дети, и даже не молодая поросль. Они — две крепкие, сильные ветви древнего и стойкого ствола. Жители столицы, каких привечают по всей стране в лучших домах. Театралы. Драматурги. Актеры. В его понимании они были суть одно, несмотря на то, что его жизнь была у всех на виду, а ее — всегда скрытая под маской.

О своем намерении купить дом в Стратфорде Уильям поделился с Ричардом Бербеджем в начале зимы.

— По дороге в школу я каждый день проходил мимо, — вспоминал он, и глаза его смотрели мечтательно. — Красавец-дом. Я показал его сестре, и она тоже заболела им навсегда. Понимаешь?

— Еще бы!

— Его, правда, придется достроить, обновить. И, знаешь, я хочу разделить его поровну — две части, два сада, два амбара, два колодца и все такое прочее. Пять комнат на каждой половине с камином в каждой и обязательно два кабинета, в которых будет находиться то, чем теперь торгует продавщица книжной лавки «Белый грейгаунд» в приходе Св. Павла. К тому же «Большой дом» Клоптона, известный всему городу как Нью-Плейс — «новое место», сам собою уже красноречиво подтверждал, что его владельцем мог быть только достойный, честный человек, имеющий положение и уважаемый городским сообществом. Уильям всегда помнил об этом.

— Но почему в Стратфорде, Уилл? Ты хочешь туда вернуться? А театр?

Уилл помолчал.

— «Милорд, ведь это только театр, всего лишь розыгрыш»[136], — тихо ответил он. Я хотел было купить дом здесь, в Лондоне, но после… — он запнулся. — После того, как Гэмнет…