В холодную пору, в местности, привычной скорей к жаре, чем к холоду, к плоской поверхности более, чем к горе, младенец родился в пещере, чтоб мир спасти; мело, как только в пустыне может зимой мести.
Ему все казалось огромным: грудь матери, желтый пар из воловьих ноздрей, волхвы — Балтазар, Гаспар, Мельхиор; их подарки, втащенные сюда. Он был всего лишь точкой. И точкой была звезда.
Внимательно, не мигая, сквозь редкие облака, на лежащего в яслях ребенка, издалека, из глубины Вселенной, с другого ее конца, звезда смотрела в пещеру. И это был взгляд Отца [220].
В день, когда родились Бетти и Джек, Тим Тарлтон вернулся в Лондон после длительных гастролей по Японии. Напряжение последних дней не было связано с работой. Это было предчувствие. Когда зазвонил телефон, он с недоверием посмотрел на него и, приглядевшись внимательнее, убедился, что это был тот самый номер. Ее номер.
Он нажал кнопку и секунду помедлил, прежде чем сказать «Тарлтон».
— Тим.
Пауза. Он словно проглотил все слова, в горле пересохло.
— Флора?
— Ты уже в Лондоне?
— Сегодня прилетел.
— Я почувствовала, что ты здесь. Нам надо встретиться. Завтра.
Пауза.
— Тим?
Пауза.
Несколько секунд он отстраненно смотрел на телефон. Он растерялся. Было время, когда он решил, что все перегорело. Верил в это и не верил.
— Я слышу, — мгновение он молчал, опустив глаза, потом взглянул прямо, точно заметив что-то, и медленно добавил. — До встречи.
