Книга Смерть и приключения Ефросиньи Прекрасной - Ольга Арефьева

Не все же мне быть хорошей Пора и побыть плохой Не все ж на тебя похожей — Загадочной, но глухой. Хороший — а любишь плохую, А я всухую психую, Добрый — а любишь злую, А я нс люблю, но целую. Ты любишь меня еще эту, Хотя согласен на ту, А этой меня уже нету, И той быть невмоготу. И кто из нас настоящий? Актера играет актер Зритель глухой и незрячий, Сорван спектакль. Форс-мажор.

Театр

Стою и чувствую, как взрослею, У стен есть плотность и глубина, У плоти есть под корою змеи, Улыбка Кали слегка злобна. Остра печаль, одиноки черви, Безликий сфинкс не пускает слез. Веревка — это не просто вервие, Внутри и так перепилен трос. Увитый матчем щербленых кнопок Кассир-привратник глядит в дупло, Жует билеты, небрит и робок, А время роли уже пошло. Театр открыт как коробка снизу, Видны запыленные кишки, Пернатый клоун идет карнизом И шлет измученные смешки. Учите текст, шевеля глазами, Пока предсердие ловит такт. Наш главный чем-то все время занят, Не надо плакать, у нас аншлаг. Ступни к стропилам небес прижаты, Башка стучит в мировое дно: Извне все это висит как вата, А изнутри как в гробу темно. Красива участь кривых амуров, Босых цариц в зоопарке сцен, Ты эпизод — ты взлетаешь хмуро И попадаешь не в бровь, а в плен. А наверху все пески да точки, Овалы клетки, щенки химер: Ты не попал в них настолько точно, Что аплодировал весь партер. В глазах по лампочке, в ребрах дырка, Астральный ветер, картонный член. Я сирота, я умею зыркать, И нажимать, и стрелять с колен. Ты будешь в платье из красных буден Кружить смещенный ногами пол, Но ты не знаешь, кто эти люди, К которым ты, наконец, пришел.

клаустрофобия

это новый виток одиночества или всего лишь очередной приступ клаустрофобии? м-м-м-м-м-м-м-м-м-м-м-м-м-м птица времени хищная опять мучишь меня зачем я печальна тобой когда идешь мне летишь мной мней мно мну… клаус троф об и я. рысь не грызь брысь! сыгоре улын ыл гранзай аголант залгар ао крелой с и.

Когда я была человеком

Когда я была человеком, Я не умела летать. Меня уважали вещи За сутулую стать. Меня презирали кошки, Но камни молчали вслед, А люди боялись того, что Чего-то во мне нет. Я ела из глиняной миски Железным предметом суп И не понимала смысла В сближеньи горячих губ. Земля колобком каталась, А я недвижно ждала, Когда надавят на жалость Истошные колокола. И вздрогнут грудями девки, А мужики струхнут: Ведь Бог похож на возницу, В руке держащего кнут, В глазах его вспышки молний, А в голосе — нежный гром. Любовь его — это волны, Их не исчерпать ведром. А пробужденье похоже На двухнедельный оргазм, И те, кто на небо вхожи, Зачем-то прячутся в грязь. Кусают за ноги звери, И в темечко каплет уют, В нас Бог пытается верить, Суд входит. И все встают.

Сказка о несбыточной любви к воздушному змею

Внебрачные дети драконов Цеплялись за розу ветров, Нагие тела саксофонов Фанфарили стройностью строф. Прощай, его летняя жалость, Зимой он уйдет на покой — Напрасно змея размечталась О ветреном змее с тоской. Рожденная ползать, знай место, И шкуру в гармошку ссучи — Ни мать, ни жена, ни невеста, Забудь про ветра и лучи. Колодная дама, будь тише — Дракону не быть королем, Он ветрен, как флюгер на крыше, Он с детства был лучшим вралем. Анданте закончено точкой, Аллегро не раньше весны. Усни, завернувшись клубочком, Смотри в темноте его сны. В часах его время без стрелок, На стрелках часы без минут, И мир незатейливый мелок Под бреющим летом простуд. Мечтай о несбыточной выси И ползать учись без прикрас, А он не увидит на письмах Рубашками вверх мезальянс. Люби его, клетка без птицы, Люби, без иголочки нить, Быть может, потом не случится Кого-то еще полюбить.

Любовь моя

бабочка бьющаяся в сетях страдания подбитая лапа бездомной собаки цепочка босых следов на январском снегу гитара со струнами из слез июльское небо из-за прутьев клетки эротические танцы со смертью у края пропасти ожерелье из терновника пауза между двумя звуками флейты китайская стена одиночества нити дождя сшивающие небо и землю лабиринт из слов для заблудившейся мыши браслеты на запыленных щиколотках цыганки погремушка в руках мудрого младенца молоко расплескавшееся на горячей дороге кузнечик отравленный фиолетовым цветком пылинка канифоли на занесенном смычке управляющая тенями создающая облака на аквамариновом небе листающая миры как страницы и везде находящая себя неизменной девочка с дудочкой просящая милостыню в подземном переходе кармен продолжающая танцевать с ножом в груди монахиня в келье нанизывающая молитвы на четки ущелье между движениями секундной стрелки непорочная Дева на медальоне проститутки рыба с телом женщины плывущая со стеблями осоки в руках медная монета в ссохшейся стариковской ладони кошачий прыжок и вспорхнувшая белая голубка алая дверь боли что отворяется сумерками праматерь Ева пред древом запретным та что смотрится в разбитое зеркало брошенного дома игольчатая гусеница ползущая через асфальтовую дорогу птенец с прозрачными веками съеденный муравьями вселенная зашифрованная в иероглифе страсти одинокий человеческий голос которому откликаются лишь химеры босая жрица луны танцующая на разбитых стаканах тетраэдр печали затерянный на плоскости времени суток неразменная непродажная неизменная преданная распятая и воскресшая в третий день по писанию одушевляющая предметы оживляющая мертвых очеловечивающая животных обожествляющая человеков это любовь моя

Цыганка