Книга На что способны блондинки - Николас Фрилинг

По крайней мере, этот парень, Дик, везучей многих. Его квартирная хозяйка впустила Ван дер Валька без унылых причитаний по поводу того, что ей пришлось подниматься по лестнице. Даже атмосфера, какой бы затхлой и скверной она ни была, хранила воспоминания о воздухе и свете, при всей узости коридора.

— Простите, что потревожил вас, — сказал он вежливо.

— Ничего, — сказала она со своим сочным амстердамским акцентом. — Оддинга? Не знаю, дома он или нет. Думаю, вы можете пройти наверх, обычно он возвращается к этому времени.

Ей не придется иметь дело с этими ступеньками! А вот ему пришлось подниматься, приволакивая за собой ногу. Именно эти бесконечные лестницы в большей степени, чем что-либо другое, делали для него невозможной работу здесь. И все-таки он осилит их ради правого дела.

Встревоженный голос произнес:

— Кто там?

В ответ на стук Дик открыл дверь, уставившись на тускло освещенную лестничную площадку. Узнав комиссара, он пришел в полное смятение и бросил тревожный взгляд вниз, на лестничную клетку, где квартирная хозяйка навострила уши, не знавшие себе равных по чуткости. Смущенно пробормотал:

— А, это вы.

Парень озирался по сторонам, как загнанный, и в конце концов добавил:

— Э… черт… простите, там не совсем прибрано, но все равно заходите.

Обычная узкая комната, где нет места что-либо положить. Кровать — нары, которые еще и норовят прогнуться. Кретоновая занавеска — за ней вешают одежду, — подоконник с утюгом и пачкой моющего средства, расшатанный плетеный стол и стул, чемоданчик с чистыми рубашками на нем, переносная газовая плитка с грязной кастрюлей и банкой «Нескафе», жестяная пепельница и транзисторный приемник. Парень был одет в тренировочный костюм — домашнюю униформу студентов. Его хороший костюм был снят и повешен на вешалку, как и рубашка, которую не раз с беспокойством осматривали на предмет того, протянет ли она еще один день. Тусклая лампочка в двадцать пять ватт, древность, обветшалость и теснота, от которых дрогнуло бы и самое отважное сердце, запах носков и старое полотенце, хранимое для того, чтобы на него мастурбировать. То, чего Ван дер Вальк насмотрелся вдоволь. Он сел на шаткий скрипучий стул, положил ногу на ногу, закурил сигарету и мягко проговорил:

— Я не слишком бесцеремонен?

— Нет, нет, я только что вернулся и еще не успел прибраться.

— Ничего страшного.

— Что-нибудь случилось? Я хочу сказать — вы приходите вот так, специально.

— Нет. Я был в этом квартале; мне просто пришло в голову, что вы, скорее всего, дома, подумалось: надо бы сходить посмотреть, все ли с вами в порядке. На работе все нормально?

— О да.

— Никаких неприятностей с этими вашими часами?

— Нет.

— Стало быть, вы положили их обратно?

— Ну да… то есть вообще-то… в этом не было необходимости. Я хочу сказать, что совершил небольшую ошибку… слегка запаниковал, не знаю почему. Я имею в виду, мне вообще не следовало вас беспокоить, вы ведь занятой человек и занимаете важный пост, на самом деле не было никакой необходимости. Даже не знаю, как мне пришла в голову такая мысль, на самом деле здесь ничего такого не было. В самом деле нет никаких оснований для беспокойства, я бы не хотел, чтобы вы поднимали шум, я хочу сказать, в этом нет никакого смысла, вы бы лишь понапрасну потеряли время и…

— Ничего страшного, — миролюбиво сказал комиссар.

— Нет, в самом деле я не хочу больше никакого шума, — страдальчески произнес Дик.

Ван дер Вальк сжалился:

— Хорошо, не стану я поднимать никакого шума.

— Я хочу сказать, мне жаль, что я причинил вам беспокойство, но, ей-богу, тут нет ничего серьезного.

— Конечно, — мягко произнес Ван дер Вальк, посмотрев на часы. — Рад это слышать. Это было разумно — положить их обратно. Я иду на вокзал, час пик уже закончился. Ну что же, тогда до свидания, Дик, рад был слышать, что с вами все в порядке.

И он ушел, бухая по ступенькам, прекрасно зная, что квартирная хозяйка распознает шаги чужака и ее антенна сразу же отключится. Комиссар был рад: он не потратил время попусту!

Ван дер Вальк дошел до кафе на углу Нордермаркт, решил, что спешить ему некуда, заказал черносмородиновый джин и позвонил Арлетт — сказать, что немного задержится. Из телефонной книги он узнал, что Луи Принц живет на уродливой улице за Якоб-ван-Леннеп, где — он знал эти улицы — квартиры заставлены мебелью девятнадцатого столетия с плюшем и резными завитушками из красного дерева.

— Алло, мистер Принц? Очень сожалею, что потревожил вас. Дело в том, что я пытался разыскать мистера Сента, но, похоже, его имени нет в телефонной книге. Моя тетя… да, порекомендовал один друг, маленький деловой вопрос, подумал вот, что надо бы ему позвонить… А, понятно, большое вам спасибо, ужасно сожалею, что пришлось вас побеспокоить.

Просто замечательно! Мистер Сент жил совсем рядом — ну, очень близко, на Лелиеграхт. Гм, район был живописный, но эти старые дома зачастую представляли собой апартаменты, где приятные люди живут за приятно низкую квартирную плату, уютно устроившись там на долгие годы. У него не было никакого предлога или хотя бы причины наведаться к мистеру Сенту. Но поведение этого парня, Дика, вызывало интерес. Квартира Сента была так близка, что взглянуть стоило. Да, живописно. Колоритные, но очень респектабельные соседи: итальянский бакалейщик с мортаделлой в витрине; шорник, выставивший на всеобщее обозрение сапоги для верховой езды, уздечки и переднюю часть реалистичной лошади. На заднюю часть не хватало места — только на со вкусом подобранные бархатные жокейские шапки и тому подобное. А между ними, двумя этажами выше секс-шопа, жил мистер Сент. Боже, боже! А впрочем, друзья, наверное, принимали это за шутку. В любом случае, у половины домов в центральном Амстердаме теперь та же проблема. Судя по занавескам, мистер Сент находился дома, но это никак не назовешь интригующим обстоятельством. Магазин носил вычурное название «Золотые яблоки Гесперид». Ну и ну! Его слегка заинтриговал этот идиот-парень, но ему вовсе не хотелось каких-то там золотых яблок. Он отправился домой, поужинал в своей новой и скверной гаагской квартире, потом улегся в постель с книгой о короле Карле I, которого до сих пор знал лишь по портретам на коробках с сигарами. Этот скучный персонаж не мог особенно его увлечь, но Кромвель всегда интересен, да и маркиз Монтроз был настоящим открытием.

Ван дер Вальк проснулся, чувствуя себя полным сил и энергии, и с ходу взял в оборот мисс Хассельблад:

— Будьте любезны, соедините меня с амстердамской пожарной командой. Черт, сегодня утром мне опять придется ехать.

— Еще не закончили со своим дантистом?

— Совещание комитета в Овертоме, ужасная скучища… Да, алло, говорит Ван дер Вальк. Скажите мне, когда, к примеру, вы имеете дело с ювелиром, у которого ценное имущество и все забрано решетками и заперто на засовы… Ясно, да, ставите в известность, да… А теперь не скажете ли мне, магазин Принца на Спуи… Нет, Ван дер Вальк, комиссар полиции… Именно так. Из Гааги… Ясно. Да… Ага, Босбум, это интересно; он там управляющий, но насколько я знаю, он вышел на пенсию, а они не поставили вас в известность. Где он живет? Где-то поблизости, как я полагаю? Макс-Планк-Страат — о господи, да это же в нескольких милях. Большое спасибо… Да, правильно, министерство. До свидания, спасибо… Как они беспокоились, когда давали информацию; наверное, думали, что я собираюсь подпалить этот магазин. Послушайте, мисс Ваттерманн, меня, скорее всего, не будет весь день. У меня немало дел по дому.