Книга Клинки кардинала - Алекс де Клемешье

Стоп! А что же делал в Фонтенбло сам Ля Мюрэн?! Оказался ли там случайно? Или выслеживал де Бреку? Или… выслеживал племянницу барона де Купе?

Уж не он ли стоит за бегством девицы из Парижа?! Не он ли отец ребенка? Это объясняло бы его отношение к вампиру, который развернул карету и силой заставил мадемуазель вернуться домой, а потом еще и самого дозорного оставил в дураках там же, возле каменоломни. Допустим, он собирался спровадить ее с глаз долой… хотя нет, не спровадить. Светлый бы, скорее, помог ей избежать позора, обустроил уютное гнездышко в провинции, где его любовница в достатке и спокойствии родила и воспитывала бы его отпрыска. А что вне брака – так всякое случается. Генрих Великий признал большинство своих внебрачных детей, и более того – некоторое время они воспитывались вместе с Гастоном, Людовиком, Изабеллой и Кристиной, что вызывало вполне объяснимый гнев Марии Медичи. Генрих не просто признал их – он общался с детьми, возился и играл с ними, как самый настоящий отец, каким хотел бы быть и сам де Бреку.

Или взять, к примеру, его боевых товарищей. Лёлю взял на воспитание Малыша еще дитем, из чужой семьи, а отношения у них – как у родных отца и сына. Вот и в случае с мадемуазель де Купе: даже если дозорный не возьмет на себя ответственность, есть шанс, что рано или поздно все равно найдется кто-нибудь, кто примет этого ребенка как родного – тот же д’Армаль-Доре, например.

Действительно, ничто не мешало Ля Мюрэну подготовить это бегство с целью укрыть беременную любовницу от скандала и пересудов. Никто и ничто – кроме де Бреку и его отряда, внезапно вмешавшегося в намеченный план. «Только не делай вид, что действительно не помнишь!» – эти слова Светлый произнес в Амьенских садах в ответ на вопрос, за что же он мстит барону. Неужели все складывается? Неужели все так просто? Дозорный прикрывал последствия своего недостойного поступка, какой-то низший Темный ему в этом помешал – отсюда и ненависть?

Нет. Никуда не годится. Де Бреку и сам себе не верил. Что бы там ни случилось между Ля Мюрэном и Купе, Светлый не оставил бы ее, пьяную или одурманенную, посреди улицы, ночью, в отдаленном квартале. Он бы, скорее, самолично привел ее домой и попросил у дядюшки благословения на брак – у Светлых поголовно наблюдается подобная тяга к самопожертвованию.

Что-то тут не так. Де Бреку подумалось, что надо будет непременно разобраться в этом деле до конца, как только появится шанс.

* * *

С довольной улыбкой смотрел он, как пламя лижет неподатливый пергамент; и в эту минуту он воистину ощущал себя самым могущественным человеком во всем государстве Французском. Ничто не ускользало от его глаз, ничто не миновало его, он держал в своих руках все судьбы, даже судьбу короля Франции.

Морис Дрюон, «Узница Шато-Гайара»

– Мне не нравится ваш взгляд, Бреку! – подняв глаза от бумаги, ворчливо произнес Ришелье. – Уж не осуждаете ли вы меня?

– Я не смею осуждать вас, монсеньор.

– Может быть, вам жалко королеву?

– Не в моих привычках жалеть кого-либо из ваших недоброжелателей, – невозмутимо ответил де Бреку.

– Это правильно, сын мой, – кивнул кардинал. – А если вы когда-нибудь вдруг усомнитесь – вспомните то, что я вам сейчас скажу: я никогда не наказываю невиновных. Даже если бы речь шла о супружеской измене, я бы и пальцем не пошевелил в таком случае. Но Анна задумала измену государственную, и я – как первый министр Франции и преданнейший слуга его величества – не мог оставаться в стороне.

– Но все уже закончилось! – заметил барон.

– Ах, друг мой, как же вы наивны! – Ришелье поставил локоть на стол и подпер ладонью подбородок. – Разумеется, Анна напугана и подавлена, но это не означает, что она не вернется к своему плану, когда все страсти улягутся. Один кандидат ускользнул – так что же мешает ей найти другого? И вот на этот случай я должен быть уверен, что у меня имеется оружие против королевы. Камер-фрейлина мадам де Ланнуа сообщила через Рошфора, что именно находилось в шкатулке, которую Анна отдала Бэкингему. А были там алмазные подвески – подарок его величества, между прочим! Каково, а? Дарить любовнику то, что подарил августейший супруг! Верх лицемерия. И если в следующий раз мои попытки противостоять интригам королевы окажутся менее удачными, мне необходимо иметь на руках доказательство интриги уже раскрытой. Потому-то вы и отправляетесь в Лондон. Письмо, которое я сейчас пишу, вы отвезете Люси Хэй, графине Карлайл. Она была любовницей Бэкингема до прошлого месяца, до самого его отъезда в Париж. Не думаю, что ей понравится то, как герцог развлекал себя во Франции в обществе Анны Австрийской и Марион Делорм.

– Марион Делорм?! – изумился де Бреку.

– Возмутительно, не правда ли? Променять графиню на куртизанку, а после куртизанки претендовать на королеву. Какая неразборчивость! Как оскорбительно для ее величества!

Барон промолчал, хотя мог бы возразить, что королеву герцогу «подсунули» они сами. Что, конечно, никак не оправдывало других похождений Бэкингема. Он вел себя как Темный, но даже у Темных должно быть чувство собственного достоинства.

Кардинал обмакнул перо в чернила и продолжил начатое письмо. Де Бреку внимательно следил за бегущими из-под пера строками:

«…имеются неоспоримые свидетельства его предательства по отношению к Вам. Вы и сами сможете убедиться в этом, когда на одном из ближайших балов увидите на его камзоле двенадцать алмазных подвесков. Призываю Вас оставаться благоразумной: сцена ревности вряд ли подействует на наглеца и развратника. Лучшей местью станет скандал на самом высоком уровне. Памятуя о тех услугах, которые Вы уже неоднократно оказывали французской короне, и испытывая бесконечную благодарность, я не сомневаюсь, что Вам удастся в точности исполнить мою просьбу. Не выдавая своим видом и отношением того, что Вам уже известно, постарайтесь сблизиться с герцогом и тайком срезать с камзола два подвеска. Сообщите мне об этом тотчас же, и я пришлю за ними надежного человека».

Де Бреку в очередной раз поразился тому, сколь многое умещается в уме и памяти Армана, какие связи внезапно обнаруживаются, какие непредсказуемые персоны являются его агентами. Подумать только – Люси Хэй, графиня Карлайл! Жена официального посланника английского короля! Человека, отплывшего накануне из Булони в Дувр вместе с ее бывшим любовником, о котором шла речь в письме кардинала!

Новое задание Ришелье выглядело настолько простым, что даже Беатрис согласилась отпустить де Бреку одного. Барон – единственный в их отряде, кто умел обращаться летучей мышью, и стало быть, остальные только задерживали бы его в пути. К тому же для выполнения задания предстояло пересечь Ла-Манш, а это, разумеется, легче было сделать по воздуху. Сами же бойцы отбывали в замок барона – они заслужили отдых. С начала апреля произошло слишком много событий, в которых им довелось принять непосредственное участие, и даже кардинал признал это, предоставив отпуск всем четверым – правда, с одной уже известной читателю оговоркой: де Бреку следовало передать сообщение Люси Хэй в Лондон, прежде чем направиться в свои владения.