Книга Лев Гумилев - Валерий Демин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пассионарная вспышка, помноженная на энергетику сакрального места, и привела к появлению уникального социума, который вошел в мировую историю под названием Московского царства. Потенциальных и реальных пассионариев (князей, духовных пастырей, вдохновенных художников и подвижников), которые подсознательно ощущали внутреннюю энергетику матери-земли и благотворное излучение Космоса, постепенно как магнитом перетянуло в Московский геоактивный регион с его повышенной телурической энергетикой и оптимальными возможностями ноосферных контактов. С Москвой так было всегда: стоило только здесь появиться пассионарной личности, как она находила благодатную почву для великих дел. Лучший (но не единственный) пример — великий князь Дмитрий Иванович Донской (1350—1389). Типичный пассионарий, рожденный в Москве (и умерший здесь же), он подпитывался энергетикой родной земли и родного города. Именно он — и никто другой — оказался единственным вождем, способным сплотить русских людей вокруг Москвы и привести их к победе над Золотой Ордой. Хрестоматийные примеры лучшее тому подтверждение.
Как известно, за три года до Куликовской битвы великому князю Дмитрию Ивановичу (тогда еще не имевшему прозвание Донского) удалось убедить других князей выступить против золотоордынского воинства. На Нижегородскую землю он привел дружины из Москвы, Владимира, Ярославля, Юрьева, Мурома, Переяславля, но сам вскоре возвратился домой, доверив управление своему тестю — нижегородскому князю Дмитрию Константиновичу. То, что случилось потом, получило название как побоище на реке Пьяне (приток Суры, впадающей в Волгу). Река Пьяна вообще имеет какой-то мистический облик: на местности (и соответственно на карте) она образует петлю — так, что исток оказывается почти вблизи устья. Роковое же сражение, произошедшее в этой «петле», подробно описано в Симеоновской летописи под годом 6885-м (1377-м):
«И собралось великое войско, и пошли они за реку за Пьяну. И пришла к ним весть о том, что царевич Арапша на Волчьей Воде. Они же повели себя беспечно, не помышляя об опасности: одни — доспехи свои на телеги сложили, а другие – держали их во вьюках, у иных сулицы оставались не насаженными на древко, а щиты и копья не приготовлены к бою были. А ездили все, расстегнув застежки и одежды с плеч спустив, разопрев от жары, ибо стояло знойное время. А если находили по зажитьям мед или пиво, то пили без меры, и напивались допьяна, и ездили пьяными. Поистине — за Пьяною пьяные! А старейшины, и князья их, и бояре старшие, и вельможи, и воеводы, те все разъехались, чтобы поохотиться, утеху себе устроили, словно они дома у себя были.
А в это самое время поганые князья мордовские подвели тайно рать татарскую из мамаевой Орды на князей наших. А князья ничего не знали, и не было им никакой вести об этом. И когда дошли наши до Шипары, то поганые, быстро разделившись на пять полков, стремительно и неожиданно ударили в тыл нашим и стали безжалостно рубить, колоть и сечь. Наши же не успели приготовиться к бою и, не в силах ничего сделать, побежали к реке к Пьяне, а татары преследовали их и избивали.
И тогда убили князя Семена Михайловича и множество бояр. Князь же Иван Дмитриевич, жестоко преследуемый, прибежал в оторопи к реке Пьяне, бросился на коне в реку и утонул, и с ним утонули в реке многие бояре и воины, без числа погибло народа. Это несчастье свершилось второго августа, в день памяти святого мученика Стефана, в воскресенье, в шестом часу пополудни.
Татары же, одолев христиан, стали на костях и весь полон: и все награбленные богатства здесь оставили, а сами пошли изгоном, не подавая вестей, на Нижний Новгород. У князя же Дмитрия Константиновича не было войск, чтобы выйти на бой с ними, и он побежал в Суздаль. А новгородские жители убежали на судах вверх по Волге к Городцу.
Татары же пришли к Нижнему Новгороду пятого августа, в среду, в день памяти святого мученика Евсигния, накануне Спасова дня, и оставшихся в городе людей перебили, а город весь, и церкви, и монастыри сожгли, и сгорело тогда в городе тридцать две церкви. Ушли же поганые иноплеменники из города в пятницу, разоряя нижненовгородские волости, сжигая села, и множество людей посекли, и бесчисленное количество женщин, и детей, и девиц повели в полон ».
Практически то же самое повторилось спустя пять лет, то есть через два года после Куликовской битвы, когда после полного разгрома Мамая в 1382 году на Русь двинулась орда хана Тохтамыша. Дмитрий (теперь прозванный Донским) срочно выехал из Москвы на сбор рати, но татары, не без помощи предателей-князей обойдя русские войска, неожиданно появились под московскими стенами и осадили город. В отсутствии великого князя москвичи растерялись, проявили малодушие, поверили лживым обещаниям Тохтамыша, который поклялся через русских посредников не трогать города, и отворили ворота. Что произошло дальше зафиксировала Новгородская (Карамзинская) летопись:
«И тотчас начали татары сечь их всех подряд. Первым из них: убит был князь Остей перед городом, а потом начали сечь попов, и игуменов, хотя и были они в ризах и с крестами, и черных людей. И можно было тут видеть святые иконы, поверженные и на земле лежащие, и кресты святые валялись поруганные, ногами попираемые, обобранные и ободранные. Потом татары, продолжая сечь людей, вступили в город, а иные по лестницам взобрались на стены, и никто не сопротивлялся им на заборолах, ибо не было защитников на стенах, и не было ни избавляющих, ни спасающих. И была внутри города сеча великая и вне его также. И до тех пор секли, пока руки и плечи их не ослабли и не обессилели они, сабли их уже не рубили — лезвия их притупились. Люди христианские, находившиеся тогда в городе, метались по улицам туда и сюда, бегая толпами, вопя, и крича, и в грудь себя бия. Негде спасения обрести, и негде от смерти избавиться, и негде от острия меча укрыться! Лишились всего и князь и воевода, и все войско их истребили, и оружия у них не осталось! Некоторые в церквах соборных каменных затворились, но и там не спаслись, так как безбожные проломили двери церковные и людей мечами иссекли. Везде крик и вопль был ужасный, так что кричащие не слышали друг друга из-за воплей множества народа. Татары же христиан, выволакивая из церквей, грабя и раздевая донага, убивали, а церкви соборные грабили, и алтарные святые места топтали, и кресты святые и чудотворные иконы обдирали, украшенные золотом и серебром, и жемчугом, и бисером, и драгоценными камнями; и пелены, золотом шитые и жемчугом саженные, срывали, и со святых икон оклад содрав, те святые иконы топтали, и сосуды церковные, служебные, священные, златокованые и серебряные, драгоценные позабирали, и ризы поповские многоценные расхитили. Книги же, в бесчисленном множестве снесенные со всего города и из сел и в соборных церквах до самых стропил наложенные, отправленные сюда сохранения ради — те все до единой погубили. Что же говорить о казне великого князя,— то многосокровенное сокровище в момент исчезло и тщательно сохранявшееся богатство и богатотворное имение быстро расхищено было».
Можно ли сомневаться, что стержнем и нервом исторического процесса всегда выступает пассионарная личность? Это доказывает практически каждый шаг Дмитрия Донского. Но его звездным часом и кульминацией всей подвижнической и полководческой деятельности, безусловно, стала Куликовская битва — судьбоносное событие русской истории. Она целиком и полностью завязана на пассионарную уникальность личности великого князя Московского, его ноосферное чутье и почти мистическое воздействие на народные массы: есть Дмитрий — народ велик, нет Дмитрия — народ жалок. Сама Куликовская битва (как впрочем, и другие ей подобные эпохальные события, сконцентрировавшие максимум людской воли и энергии) принадлежит не только далекому прошлому, но также настоящему и будущему. Она оставила неизгладимый ноосферный след, скорректировав по крайней мере, если только не направив в другое русло самый характер ноосферного воздействия космоэнергетической, психофизической и биосферной реальности на конкретные поступки отдельных людей и народных масс.