Книга Союз нерушимый - Влад Савин

Разговор шел по накатанной колее. И вот вмешался Юрка.

— Практический совет — сказал он — не пытайтесь агитировать по-коммунистически. Вас слушать не будут, а то и просто убьют — там будут ведь, кроме обманутых, самые настоящие враги! Притворяйтесь "такими как все" и разговорами тоже. Ленин вас упаси напирать на сознательность — если человек пошел на такое сборище, ясно что с сознательностью у него туго. А вот если сказать ему, "а что мы тут забыли, что конкретно будем иметь", "лучше уйдем, а то прибить могут", "пока ты тут, другая такая же толпа твой дом грабит", "кто-то в рай на наших спинах хочет влезть, ну его" — и дальше, такого типа, ну вы поняли! — то результат будет куда вернее! Всем слушать, морды не воротить! Чехов писал, что он "по капле из себя раба выдавливал", ну так я скажу — в каждом человеке есть столько-то коммунара, и сколько-то от старого мира — раба, куркуля, фашиста! И вопрос лишь, сколько, и что во главе.

Кто сказал, "так это, к куркулю обращаемся"? Правильно, так что я только что говорил — раз кто-то туда сам пошел, значит куркуль. И только таким ломом вы этот камень сдвинете — не подействует иное. А уж после перевоспитывать будем — но для того нужно, как минимум, чтобы человек был жив.

Запомните все: против такого врага, как фашисты — хорошо все, что к победе, и никаких других правил нет. Как философ один изрек — "а на войне одна победа лишь важна. Победа спишет все — война на то война". И никакой честной драки тут быть не может!

И конечно, смотрите, слушайте, запоминайте. Где враги, сколько их, чем вооружены, куда идут, кто командиры. И, у кого есть выход на телефон — звоните вот по этому номеру, на доске записан. Или подойдете к любому нашему патрулю, пароль "Крым", или просто скажете, крымский я — старшие патрулей с завтрашнего дня будут знать, что это значит, можете дальше передать все, что увидели и запомнили.

Вопросы есть? Тогда — удачи вам, ребята!

Когда все завершилось, к нам подошел Кныш.

— Майор, а скажи, тебе старшие не подойдут? Знаю я тут кое-кого, из бабок и дедков, наши, советские, зуб даю, и в авторитете, все соседи их слушают. И если они будут не за советскую власть агитировать, тут ты правильно сказал, не услышат — а просто, сомнение выражать, к этому прислушаются многие!

— Таки какой разговор? — ответил Юрка — зови своих стариков. Или лучше, сам проинструктируешь, ты ведь линию партии понял?

— Свой интерес имею — сказал опер — уголовные ведь тоже распоясаются, и чем больше шума, тем сильней. Так что лучше бы завтра все расходились по домам. И пошли бы танки, бандер в брусчатку закатывать — слышал я, на товарной какая-то бронечасть уже разгрузилась. Бывай, майор — но не забудь: ты мне должен, так что после я тебя найду, если живы будем.

В парке снаружи пел соловей. Красивейшее место Киева, Владимирская горка, зеленые аллеи, спуск к Днепру. Здесь бы влюбленным парам гулять… как я и Михаил Петрович, по Первомайской. А мы воевать готовимся. Ночь тихая и теплая, наверное, звезды на небе хорошо видны. А в горкоме — как в Смольном в ночь на двадцать пятое. Вот только кто в роли "Ленина" — ой мама, неужели я?

— Я сделал открытие — говорит Юрка — оказывается, для интернет-троллинга и сам инет вовсе не нужен.

Из протокола допроса (уже после событий).

Гражданин начальник, я ж не предатель какой, не полицай! В сорок первом как все мобилизован был, ранило меня в октябре, и наши, как из окружения выходили, меня у дивчины оставили, оженились мы с ней после, она немцам сказала, что никакой я не боец, а мирный, случайно под бомбежку попал. Так почти два года и перекантовался, к партизанам не пошел, поскольку не было их под Киевом, а когда наши пришли, то меня к службе признали негодным. И в колхозе нашем я на хорошем счету, у кого угодно спросите!

Мы люди мирные. Нам неприятности не нужны. Против самого Сталина бунтовать, да как же это? А вышло — не иначе, бес попутал. И горилка проклятая. И еще эти, чтобы бис их побрал!

Слухи еще до того ходили. Самые разные — но дюже поганые все. Что война — и сеяли мало весной, и мужиков побило, раньше нам англичане хлеб и тушенку слали, союзники все ж, а теперь им не по нраву что мы почти всю Европу себе, и больше ничего они нам не дадут, а еще и вернуть отданное потребуют, заплатить за помощь. Что будет сейчас с хлебом трудности, и нормы по карточкам урежут, и план заготовок колхозам сильно повысят, а рынки и вовсе запретят, или будет вдесятеро дороже. И что это все в России введут в первую голову, а Украину пока не тронут — вот только от Украины половину отрезают и в РСФСР передают, чтоб на кормежку народа не тратиться. И будто бы своя власть в Киеве против, но Москва настаивает, а против ее власти не попрешь. Кто говорил — ну, разные люди, бабы, конечно, больше всего — но и председатель наш тоже нам пересказывал, что слышал от кого-то в районе. Слухи, оно конечно не то, что в газете напечатано, но ведь дыма без огня не бывает — сомнение в души запало, еще с весны?

Жинка меня и погнала, в Киев, на колхозную ярмарку — мало ли что говорят, но закрома надо набить, запас всегда полезен. Аккурат, двадцать второго приехал — а на следующий день утром такое на рынке творится! Смотрю кооператоры свой товар за бесценок спускают, да не один, по дури, а все, себе в убыток! И говорят — завтра Указ в газетах будет, что мы теперь Россия, так что будет как в двадцатом году — никаких излишков, никакой торговли, запасы отберут и будут по карточкам с гулькин нос выдавать, чтобы с голоду не подохнуть. И туту же горилку бесплатно наливают, по стакану, всем желающим — "завтра сухой закон введут, как в Гражданскую, так что гуляй, народ, в последний раз".

И тут выскакивает какой-то, в военном, медали на груди, и орет — братцы, за что сражались? Мы, значит, против немцев себя не жалели, а нам такое в благодарность? Мы еще стерпим, привычные — ну а дети-то наши отчего с голоду пухнуть должны? И еще, кто-то — ораторов таких по всему рынку повылезало как чертей из бочек! Что мы не быдло и не рабы — айда все на Крещатик, и к партийной власти — покажем ей, что народ хочет! Власть наш послушает, поскольку и сама она желает Украиной остаться, это московские требуют к себе подгрести! Кто хочет, чтобы по прежнему все было, давай за мной, сюда — ну а кому охота, чтобы завтра и они сами, и их семьи, с голода дохли, те остаются, пускай о них московское начальство и дальше ноги вытирает!

Многие остались, в основном городские. Кто-то даже про бандеровскую провокацию кричал, мол, предупреждали их — так этот, с медалями, того крикуна за грудки — это я-то бандеровец, только что из Берлина, демобилизован, от Сталинграда прошел? Какой к чертям Бандера — мы хотим лишь, чтобы нас в Россию не передавали! Смотрю, тут же мигом откуда-то и флаги красные появились, и портреты — Ленин, Сталин. Я и успокоился — ну значит, все законно! И подумал даже — а может это местные, киевские партийные, открыто с Москвой спорить боятся, и хотят, чтобы мы им подмогли? Да еще и горилка проклятая — сказали, что те, кто пойдут, будут получать наркомовские сто грамм еще и еще, как на фронте перед атакой — ну а кто по домам, так для вас сухой закон уже сейчас и начнется. Ну кто ж откажется?