Книга Революция платформ. Как сетевые рынки меняют экономику - и как заставить их работать на вас - Санджит Чаудари

Один из самых распространенных механизмов юридической ошибки Стиглер назвал «теорией регулирующих институтов»[225]. Суть ее в том, что участники рынка стараются влиять на закон в своих интересах, зачастую при этом только ухудшая ситуацию. В своей статье 1971 г. Стиглер проиллюстрировал эту точку зрения примерами ограничений импорта нефти, предотвращения вступления новых компаний на авиарынок, рынки грузовых перевозок и банков и контроля над доступом на рынки путем лицензирования таких профессий, как парикмахеры, таксидермисты, врачи и аптекари. Благодаря институту регулирования государственные нормы часто используются для того, чтобы препятствовать конкуренции и тормозить инновации, а не защищать потребителей и помогать обществу. Стиглер и его последователи утверждают, что экономика и общество выиграют, если институт регулирования будет уничтожен, и необходимо отменить большую часть законов, касающихся бизнеса. Жан‑Жак Лафонт и Жан Тироль (последний стал лауреатом Нобелевской премии по экономике в 2014 г.) расширили теорию Стиглера, взглянув на ситуацию с точки зрения представительства. Они утверждают, что «принципалы», например избиратели, не имеют возможности идеального контроля над своими «представителями», включая избранных и назначенных государственных служащих. Лафонт и Тироль доказали, что компания не сможет получить выгоду благодаря институтам регулирования, если принципалы имеют полную информацию и контроль над поведением своих представителей[226].

Несомненно, проблема регулирующих институтов существует. Представители государственных органов, задача которых — разработать и применить законы о бизнесе, часто вынуждены обращаться к лидерам компаний за советами и рекомендациями о том, что написать в этих законах. И это часто означает, что правила служат на благо компаниям — или наиболее влиятельным из них, — а не обществу в целом. В некоторых мощных индустриях, таких как финансовые услуги, руководители компаний делят свое время между Вашингтоном и личными кабинетами. И те же люди, которые разрабатывают режим регулирования, позже дают корпорациям советы, как лучше обходить эти законы или манипулировать ими (это особенно подчеркивали Лафонт и Тироль).

Сегодня некоторые юридические битвы по поводу платформенных бизнесов отражают попытки традиционных индустрий использовать государственное регулирование как щит против конкурентной модели платформенных компаний. Таким образом, как отмечает комментатор Конор Фридерсдорф: «Автомобильный сервис Uber воюет в городах по всем США с институтом регулирования, которым пользуется индустрия такси»[227]. Airbnb сталкивается со схожими проблемами в области регулирования, на которое влияют старинные связи индустрии гостеприимства.

С точки зрения некоторых наблюдателей, феномен института регулирования откровенно подрывает утверждение о легитимности большинства законов правительства в области предпринимательства. Например, в своем блоге Café Hayek либертарный экономист Дон Бордо описывает способ, с помощью которого Uber позволяет водителям превратить свои машины из частного блага в часть общего капитала экономики, а затем критикует «государственное вмешательство, направленное против Uber и других инноваций экономики совместного потребления», называя его «атакой на рыночные силы, которые улучшают доступ пользователей к продуктам»[228].

Вы можете согласиться или не согласиться с Бордо в том, что попытки ограничить распространение Uber сегодня представляют пример «самого наглого государственного вмешательства». Но существование феномена института регулирования не означает, что аргументы в пользу регулирования, платформ в частности, лишены смысла. Вместо того чтобы отменять регулирование полностью, нужно разработать политические, социальные и экономические системы, которые снизят вероятность злоупотребления институтом регулирования, например принимая законы, которые прикроют «проходной двор» между бизнесом и правительством.

Экономист Андрей Шлейфер, специалист в области корпоративного управления и государственного регулирования, отмечает, что институты регулирования в мире очень разные. Когда правительства относительно неподконтрольны гражданам, сильное регулирование часто приводит к высокому уровню коррупции и экспроприации государственными служащими. И действительно, это широко распространено в авторитарных государствах. Но в странах с более ответственным правительством, например в Северной Европе, высокий уровень регулирования относительно свободен от коррупции, что уменьшает злоупотребление данным институтом. В таких условиях, по мнению Шлейфера, регулирование совместимо с продвижением социального обеспечения и экономического роста.

Шлейфер также отмечает, что мнение Чикагской школы о судопроизводстве как альтернативе государственному регулированию зависит от существования независимой и справедливой судебной власти. Это предположение противоречит тому факту, что судьи и юристы точно так же склонны манипулировать и злоупотреблять институтом регулирования, как и другие государственные чиновники[229]. Если же рассматривать проблему шире, то тезисы Шлейфера перекликаются с аргументом Лафонта и Тироля в пользу регулирования, соответствующего конкретной стране и технологии[230].

В целом исторические свидетельства не поддерживают точку зрения людей, которые предпочитают отсутствие регулирования бизнеса. Сложно назвать развитый рынок, который полностью свободен от вмешательства государственной власти. Регулирование, препятствующее монополии, можно проследить вплоть до Древней Греции и Рима, где государственная власть оперативно принимала меры, чтобы уменьшать флуктуации рыночных цен на зерно, возникавшие в силу природных явлений (погоды), а также из‑за умышленных рыночных манипуляций продавцов и поставщиков зерна[231]. Современные сообщества полагаются на законодателей, чтобы применять правила честной игры на рынках. Когда законодательство неэффективно, мы слышим о скандалах инсайдерского трейдинга, обвале рынка ипотечного страхования или завышенных ценах у традиционных монополистов.

Немногие хотят жить в мире, свободном от любых законов. В сложном современном обществе государственное регулирование обеспечивает ряд важных социальных функций. Система воздушного сообщения в развитом мире невероятно безопасна, учитывая сложность используемых технологий и попытки терроризма[232]. Это достижение стало результатом как развития технологий и образования, так и постоянных расследований, которые проводятся после авиакатастроф государственными организациями, что и привело к систематическому снижению числа факторов риска. Мы полагаемся на законодательство, поддерживающее чистоту питьевой воды, безопасность системы транспорта и возможность лечить и контролировать заразные болезни.

Поэтому только небольшая доля населения поддержит призыв к полному отказу от регулирования рынка. А значит, вопрос не в том, надо ли регулировать, а в том, как именно законодательству нужно реагировать на платформенные бизнесы.

Конечно, мы вынуждены находить компромисс между выгодами и недостатками законодательства. Полное отсутствие регулирования, скорее всего, приведет к серьезным социальным и экономическим последствиям благодаря обострению таких проблем, как мошенничество, несправедливая конкуренция, монополистские и олигополистские практики и рыночные манипуляции. Однако очень высокий уровень правительственного вмешательства в рыночную систему, как в некоторых тоталитарных странах, порой приводит к другим проблемам, включая коррупцию, неэффективность, потери и недостаток инноваций. Обычно существование таких побочных эффектов показывает, что промежуточное решение оказывается лучшим. И правда, самые здоровые экономики мира, как правило, выбирают средний уровень правительственного вмешательства с помощью служб надзора, судебного контроля или некой их комбинации.