Книга Гражданская война. Миссия России - Дмитрий Абрамов

Польский план контрнаступления предусматривал концентрацию крупных сил на реке Вепш и внезапный удар с юго-востока в тыл войскам Западного фронта. Для этого из двух армий Центрального фронта генерала Эдварда Рыдз-Смиглы были сформированы две ударные группы. В руки красноармейцев, однако, попал приказ 8358/III о контрударе под Вепшем с подробной картой, но командование красных посчитало найденный документ дезинформацией, целью которой был срыв наступления Красной Армии на столицу Польши. В тот же день и польская радиоразведка перехватила приказ по 16-й армии о наступлении на Варшаву 14 августа. Чтобы опередить красных, по приказу Юзефа Халлера 5-я армия Владислава Сикорского, защищающая Модлин, из района реки Вкра ударила по растянутому фронту Тухачевского на стыке 3-й и 15-й армий и прорвала его. В ночь на 15 августа две резервные польские дивизии атаковали с тыла войска РККА под Радимином. Вскоре город был взят ими.

Так 16 августа Маршал Пилсудский начал осуществление задуманного контрудара. Полученная радиоразведкой информация о слабости Мозырской группы Красной армии сыграла свою роль. Сосредоточив против нее силы, превосходившие противника более чем вдвое (47,5 тысяч бойцов против 21 тысячи), польские войска (первая ударная группа под командованием самого Пилсудского) прорвали фронт и разгромили южное крыло 16-й армии Николая Соллогуба. Одновременно началось наступление на Влодаву силами 3-й дивизии Легионов. Еще одна группа при поддержке танков ударила на Минск-Мазовецкий. Это создало угрозу окружения всех войск РККА в районе Варшавы. Учитывая критическое положение на Западном фронте, главком Каменев 14 августа приказал передать Первую и Вторую Конные армии в состав Западного фронта для его усиления. Но руководство войск Юго-Западного фронта, осаждавших Львов, проигнорировало этот приказ. Одним из противников переброски конармий на западное направление был член РВС Юго-Западного фронта И. В. Сталин. Он был принципиальным противником планов завоевания или оккупации исконно польских территорий и столицы Польши.

* * *

Вода в кожухах «максимов» закипела от долгого боя. Можно было сливать и заваривать чай. Заливали-то колодезную – чистую, а не из реки или пруда. Знали, что может пригодиться. Благо на том кипятке и ляхов так ошпарили пулеметным огнем, что те пока не контратаковали.

– Эй, Петрович, прикажи слить кипяточек да завари того чаю, что взяли вчера в помещичьем доме, – скомандовал Усачев, – и не забудь сызнова хорошей колодезной водичкой заправить «самовары».

– Буить исделано, товарищ взводный командир, – улыбаясь и крутя ус, отвечал старый солдат.

Чай быстро заварили в ведерном котле, который пулеметчики всегда возили с собой и держали чистым, пригодным к использованию. Он настоялся, и его быстро разлили по солдатским кружкам. Откуда– то из потаенных солдатских тайников и вещмешков сразу появились: кусок сала, полкраюхи ржаного хлеба, сухари, головка сахара. Хлеб и сало быстро порезали, сахар покололи. Все поделили поровну. Но взводному выделили лучшие кусок сахару и кусок хлеба.

– И никакого костру не надь, слил из «самовару», заварил и пей собе, – все улыбаясь, приговаривал Петрович.

– Да и пора уже. Вечереет, и от реки сыростью потянуло. Холодает. Полевой кухни, думаю, не дождем, – молвил Усачев.

– Разьве их дождешь! Обозы-т и тылы на сто верст, поди, отстали от нашей Конармии. Ежели не поболе. Таких переходов я и в ерманскую не помню, – отвечал старый солдат.

– Это ты верно, Петрович, говоришь. Таких бросков наша армия в германскую войну не совершала. Хотя в шестнадцатом году в этих-то местах и был Брусиловский прорыв. Но темп был куда ниже.

– Да Бог с ими-т, с обозами. Отведайте, Пет Петрович, сала с хлебом да с чаем. Мы и с энтим не пропадем. Сало знатное. Умеють хохлы сало-т солить. А коль холодно, дак я могу и чего покрепче налить, – услужливо предложил солдат.

– А есть, тезка? – с явным желанием спросил Усачев.

– Сей момент. Беритя «бутыльброт», как немчура баить. То бишь – пока «брот». А чай вот ставьте на досточку. Усаживайтесь. Щас буить и бутыль к «броту», – деловито распоряжаясь, балагурил Петрович.

Он достал из телеги походную флягу и налил небольшую кружечку – грамм сто пятьдесят чистого спирту.

– Може, в большую кружку отлить да разбавить колодезной водицей, а и нет? – спросил он у Петра.

– Давай так. Сам пойдет, родимый. Уж не поперхнусь, – отвечал Усачев.

– Ну и с Богом. На здоровьице!

– Э-э-э… Спаси Бог, Петрович. Да-а, крепка Советская власть, – прохрипел Петр, утираясь рукавом и занюхивая хлебом.

– Вродь не из простых вы, товарищ, гм-м. Прошу прощенья. А баите по-простому, – произнес старый солдат с улыбкой, наблюдая за молодым взводным командиром.

– Война, тезка. Всему научит, – обронил Усачев и закусил хлебом.

– Это точно так. А про Советску власть ты верно, Пет Петрович, отметил. Крепка она ноне. Крепка-а!..

Петр согласно кивнул головой. Весь этот нехитрый солдатский разговор и армейский быт радовали и были по душе Усачеву. Он видел и понимал, что лучшие традиции старой армии не умерли, а сохранены и живут, как у белых, так и у красных. Только вот опыта и знаний у красных было поменьше.

Не успел Усачев сделать двух-трех глотков крепкого и горячего чая, откусить хлеба с салом, как пулеметная очередь взрыла землю на бруствере маленького окопчика.

– От суки! Пулеметы подтащили. Из «льюиса» бьют, верно говорю! – прошипел Усачев. Оставив ужин, он лег к «максиму» и в смотровое отверстие оглядел прицельную планку и позиции противника. «Льюис» вновь полоснул, откуда-то справа. Усачев стал разворачивать «максим» и устраивать боевую машину.

– Не дають ляхи Львов. Шас опять же в контратаку поидуть. Это те не Киев, – сказал старый солдат.

– Петрович, передай людям команду залечь и осмотреться. Просто так патроны не тратить, – велел Усачев, слегка хмелея.

Через минуту «максим» вновь затрясся и «заговорил» своей металлической речью в его умелых руках. А старый солдат, исполнив приказание взводного, подтащил к «максиму» новые цинки с начиненными пулеметными лентами.

* * *

В августе Врангель решил снова поднять казачество, на этот раз – кубанское. Он высадил на территорию Кубани три десанта общей численностью 12 тысяч человек под командованием генерала С. Г. Улагая. Планы были большие.

«Приказ

Правителя и Главнокомандующего Вооруженными Силами на Юге России

№ 3504.

Севастополь. 6(19) августа 1920 года.

Ввиду расширения занимаемой территории и в связи с соглашением с казачьими атаманами и правительствами, коим Главнокомандующему присваивается полнота власти над всеми вооруженными силами государственных образований Дона, Кубани, Терека и Астрахани, – Главнокомандующий Вооруженными Силами Юга России впредь именуется Главнокомандующим Русской армией, а состоящее при нем правительство – правительством Юга России. Означенное правительство, включая в себя представителей названных казачьих образований, имеет во главе председателя и состоит из лиц, заведующих отдельными управлениями.