Книга Избранник ада - Николай Норд

Люцифер снял очки – глаза его оказались совсем не бельмастыми, как тогда, в трамвае, а большими, влажными и черными, как у лани. Он прошил меня таким взглядом, который не оставлял никакого сомнения в том, что он прочел им меня всего со всеми моими мыслями. Я поразился его зрачкам: они были полны печальной черноты, которая хлынула и в мою душу, наполняя меня неизъяснимой тревогой. Безотчетно я опустился перед ним на колени и склонил голову, будто у отца на могиле.

– Встань, милейший, – бархатным и властным голосом приказал мне Люцифуг Рофокаль. – Я понял, что мы пришли к согласию. Так, сударь?

– Воистину так, – предчувствуя важность надвигающегося момента, ответил я, затрепетав всем телом.

– Хорошо, милейший, хорошо… Будем считать, что теперь ты наш товарищ и верный вассал. Ведь я уже подписал Договор!

Тут же за моей спиной оркестр грянул торжественную мелодию, что-то вроде гимна Советского Союза, а нечисть, собравшаяся вокруг, закружилась вокруг меня, пытаясь целовать куда ни поподя, пощипывая, похлопывая, весело гогоча и производя прочий неимоверный шум. Лилит благосклонно кивнула мне, все же оставаясь при этом верной своей природе истой искусительницы – похотливой зверицей из дебрей страстей полыхнули ее глаза, ожегшие мне сердце и заставившие на миг забыть о Софье, а писарь Ада показал большой палец.

Люцифер поднял руку вверх, призывая всех к тишине, и, когда все успокоились, с достоинством, которому позавидовали бы короли всего мира, произнес:

– Ратифицируем наш Договор, сударь, дружеским рукопожатием, – и с этими словами протянул мне свою холеную руку.

Но не успел я ее коснуться, как в квартиру ворвалось еще одно существо, загородившее меня от зеркала. Я узнал его: это был бабай из моего детства – огромный, заросший шерстью и терпко пахнущий незнакомым зверем. Извергая громогласный рев и сжав пудовые кулачища, он бесстрашно ринулся на Великого Люцифуга.

Троица, стоявшая в Зазеркалье, мгновенно преобразилась. Лилит, из томной красавицы, видоизменилась в отвратительное чудовище, став хищным, величиной с приличного буйвола, зверем, внешностью схожего с летучей мышью. Ее челюсти выдвинулись вперед, обнажив частые, как у акулы зубы, нежные руки превратились в львиные лапы, выпустившие из подушечек острые, кривые когти. Из ее горла исходил душераздирающий вой, синие, дергающиеся губы разбрызгивали огненную слюну, перепончатые крылья ужасающе хлопали, взметая вокруг тучи пыли.

Баал-берита превратился в огромного волка, угрожающе взъерошившего роскошный седой загривок. Склонив вниз благородную голову, он исподлобья угрюмо сверкал зеленым пересветом своих бесстрашных глаз, свирепо рычал, ощерив дюймовые изогнутые клыки, и рыл задними лапами землю, вырывая из нее целые валуны, сыпавшиеся за его спиной в пропасть.

Сам же Люцифер обрел облик стройного, бледного, красивого юноши, с огненным печальным взором все тех же больших черных глаз, видимо – свой истинный, такой, каким он был, будучи правой рукой Господа. Два белых крыла трепетали за его спиной, словно готовые поднять Люцифера ввысь. Он был облачен в латы, отливающие серебром, на голове красовался двурогий золотой шлем, копирующий морду Бефамота.

Вся Троица, нарочито не спеша, сохраняя величественное достоинство, стала пятиться по лунному мосту назад к горам и ущельям.

А перед лешим вмиг образовался буфер из всей той нечисти, что пребывала в моей квартире, она прикрывала отступление Великой Троицы. Лешак сражался с мелкими нечистыми, раздавая удары налево и направо, ломая им кости и раскалывая их головы кулаками, как арбузы молотом. Нечистая сила не оставалась в долгу, она кусала, бодала и царапала лешего, вырывая из него клочья шерсти и заливая его тело струями крови. И все же, этот клубок сражающихся, исходящего яростными воплями, злобным рыком и стонами гибнущих, усилиями лешего, медленно подвигался назад, вслед за отступающей Троицей.

И тут я заметил, что в комнате продолжала оставаться та странная фигура в капюшоне, которая не принимала участия ни в предыдущем нашем бесовском церемониале, ни в присходящем сейчас сражении. Она медленно приблизилась ко мне:

– Отдай мне моё! – глухим, скрипящим голосом, от которого у меня мороз пробежал по коже, произнесла фигура и откинула капюшон.

Я увидел лицо Урбана де Грандье – величественного старца, благородное в этом своем своем величии, слегка горбоносое, с тонким очертанием губ и густой копной седых, длинных, до плеч, волос. Глубоко запавшие его светло-серые глаза излучали ледяную стужу. Лишь мраморное чело его было испорчено белым рубцом застарелого шрама.

На мгновение я оцепенел. В этот миг старик левой рукой сорвал с моей головы диадему, а правой – выхватил из-за моего пояса атаме и молниеносным движением руки полосонул им меня по горлу. От неожиданности, я даже не успел отстраниться и, схватившись за горло, вскрикнул.

На мой крик обернулся «бабай», сквозь невообразимую шумиху я услышал его громовой голос: «Не бойся, тебя нож не возьмет – в тебе мертвая вода!»

И, правда, нож даже не оцарапал меня, только скользнул по шее, словно по металлической трубе. Я посмотрел на руку, которой прижимал горло – на ней не было ни капли крови, только в самой шее ощущалось сильное жжение, будто его обвили раскаленной проволокой, и оттуда вырвалось жгучее пламя, словно из мартеновской печи. Огонь, хлещущий из меня, также не причинял мне боли, но вместе с ним уходили куда-то мои жизненные силы, я стал слабеть.

Тем не менее, чисто на автомате, по старой боксерской привычке, я ударил маркиза. Но его уже втягивала в Зазеркалье, словно гигантский пылесос, какая-то неведомая сила, и я промахнулся. Мой удар пришелся не в челюсть, а по предплечью руки, в которой Урбан де Грандье держал кинжал. От этого удара, клинок сорвался с его кисти и отлетел в сторону. Он воткнулся в ящик моего письменного стола и задрожал в нем, издавая, словно камертон, какую-то заунывную ноту.

Де Грандье, с ужасающем воплем, рванулся, было, обратно за ним, но безуспешно – по лунному мосту его все сильнее затягивало назад в Ад. Ноги его мельтешили, словно у спортсмена на беговом тренажере, тело было наклонено вперед, как у спринтера, обе руки были напряженно простерты ко мне, одна – с зажатой в ней диадемой, другая – с растопыренными пальцами, готовыми вот-вот что-то схватить.

И тут же астральное зрение стало медленно покидать меня, смазывая финальную картину происходящего. Но я еще смог увидеть, как Урбан де Грандье, миновав свалку дерущихся бесов и лешего, присоединился к Люциферу со товарищи, уже оказавшихся по ту сторону лунного моста. Он в бешенстве изрыгал проклятья и грозил кулаком в мою сторону.

Сам же Люцифер наблюдал за побоищем со снисходительной холодной усмешкой. Но вот Повелитель Ночи воздел руки к небу, и Зазеркалье озарила сумасшедшей яркости вспышка молнии, врезавшейся в лунный мост. И тот, расколовшись надвое, обрушился в бездну, взметая облака серебряной пыли…

В тот же момент в комнате вспыхнула выключенная люстра, послышался сухой треск взорвавшейся лампочки. Взрыв этот был такой силы, что расколол один из плафонов, и на меня брызнули осколки битого стекла, оставившие на одной из моих рук капельки крови. Одновременно в квартире самопроизвольно включились и погасли все электроприборы.