Книга Тринадцатый пророк - Елена Гайворонская

Я сидел, тупо таращась в экран, по которому, будто в подтверждение моих мрачных мыслей, уже демонстрировали какие-то дымящиеся руины, изуродованные тела, лица, искажённые ужасом и болью… Благостный настрой улетучился.

– Твою мать! – прошептал я, сжимая бутылку за горлышко. – Неужели так скоро?! Но что мне делать? Я совсем один…

Я щёлкнул пультом на Евроньюс. Рыжеволосая журналистка с ярким чувственным ртом повествовала про какого-то молодого, но очень влиятельного политика, известного своими пацифистскими идеями – Питера Фишера. Профиль парня показалось удивительно знакомым. Я машинально вгляделся в экран.

– Питер, как Вы оцениваете ситуацию на Ближнем Востоке? Можно ли погасить конфликт, пока он не принял мирового масштаба?

– Я очень на это надеюсь…

Я едва не свалился с табурета.

– Петро! Не может быть! Ты тоже здесь?! Ну, тогда нам не страшен никакой апокалипсис…

Петр с лукавым прищуром глянул на меня, помахал рукой, улыбнулся своей фирменной улыбкой…

В спортивном магазине было немноголюдно. Межсезонье. Будний день. Магду я заметил ещё с улицы, через стеклянную витрину. Она развешивала толстые пушистые свитера. Шортики и маечки в весёлый цветочек сиротливо теснились в углу под вывеской «Распродажа». Я смотрел на Магду через толщу холодного стекла, примечая сосредоточенные складочки в уголках нетронутых помадой губ, понурую длинную чёлку, застилавшую осунувшееся личико, так что я не мог видеть её глаз. Мне казалось, что, если бы я мог их видеть, то скорей бы решил, стоит ли входить.

Магда оторвалась от товара, посмотрела на меня из-под чёлки и тут же снова отвернулась. Но этого беглого, полного горечи взгляда было достаточно.

– Привет. – Я подошёл сзади.

Затылок Магды дрогнул. Дёрнулись узкие плечи. Не отвечая, она принялась работать с удвоенной скоростью. Нанизывала вешалки на перекладину одну за другой, яростно, отчаянно, будто искореняла этими почти шаманскими движениями свою горькую обиду.

– Что тебе нужно?

– Я хочу просить у тебя прощения за то, что сразу не рассказал тебе правду.

– Какую правду? Что у тебя с головой не в порядке? Сама виновата – следовало бы догадаться.

– С моей головой всё в порядке.

Она резко повернулась.

– Тогда тем более оставь меня в покое! Мне плевать на твои дела! За свою жизнь я мужиков наслушалась вот так! – она чиркнула наманикюренным пальцем по шейке. – Ты ничем не лучше других! Артист, твою мать! Убирайся!

Последние слова прозвучали громко, так что обернулись вяло бродившие по залу продавцы и посетители.

Магда ретировалась за прилавок, прошипев:

– Уходи, а то у меня будут неприятности. Ай! Блин! Порезалась из-за тебя! – Выкрикнула она со слезами в голосе.

– Дай посмотрю.

Я завладел её рукой. Ранка была пустяковой, но находилась на неудобном месте – сгибе большого пальца, и оттого кровь текла сильнее.

Это было проще пареной репы. Минимум энергетических затрат, мне не придётся ощущать себя выжатым лимоном. Я накрыл порез ладонью, моментально ощутив живое тепло, упорядоченную пульсацию кровотока.

– Отстань!

Магда выдернула руку, расширенными глазами оглядела её, словно видела впервые, поднесла ближе к лицу, будто была близорукой. Перевела на меня ошеломлённый взгляд. Я подумал, что стоит привыкать к подобной реакции: я столкнусь с нею не раз и не два.

– Пожалуйста, не спрашивай, как я это делаю, – сказал я, предвосхитив её немой вопрос. – Я зашёл попрощаться.

– Подожди меня на улице. – Сказала Магда. – Я сейчас.

Закапал дождь, и вскоре обрушился холодным осенним ливнем. Я спрятался под козырёк. Прохожие поднимали воротники, раскрывали цветные зонты. Скоро улица стала похожа на гигантский цветник. Дождь хлестал по деревьям, сбивая продрогшие листья, шуршал по оголённому телу земли, просачиваясь сквозь пространство и время. Как пять, сто, тысячу, десять тысяч лет назад… Сколько же нам осталось?

Вышла Магда. Недоумённая, озадаченная, растерянная. Молча встала рядом.

– Ты должна меня отпустить. – Сказал я. – В том, что случилось, нет ничьей вины, ни твоей, ни моей. Скоро ты встретишь хорошего парня. Вы будете счастливы. И у вас родится двойня – мальчик и девочка.

Магда подняла на меня глаза, ставшие из гневно-тёмных прозрачно-зелёными, влажными. Отрывисто рассмеялась, и вдруг посерьёзнела, покачала головой.

– Ты говоришь так, словно сам этому веришь.

– Я это знаю. – Спокойно ответил я.

– И как давно?

– Только что.

– Что ты будешь делать?

– Попытаюсь спасти этот мир, – усмехнулся я.

Она снова невесело рассмеялась.

– Тогда хорошо, что мы расстались. Я не готова делить своего парня с целым миром. Куда ты теперь?

– Пока не знаю, – честно ответил я. – До свидания, Магда.

Её губы беззвучно шевельнулись. Я понял: она меня отпустила, и почувствовал: с сердца свалился огромный камень, и стало легче дышать.

Я вышел из-под навеса, поднял голову, посмотрел вверх, подставив лицо крупным дождевым каплям. Как вдруг сизые тучи раздвинулись, высвободив кусок ярко-синего неба, из которого протянулась разноцветная радуга, озарив всё вокруг необыкновенно-ярким сияющим светом, переливавшимся в каплях дождя, так что казалось, будто с неба сыплются мокрые искры фейерверка. Я услышал, как кто-то, выходя из магазина, изумлённо воскликнул:

– Радуга в ноябре! Вот чудеса!

Огромный сусального золота купол, венчавший высокие белые стены, пылал пожаром, резал глаза, слепил отражённым солнечным светом. День выдался нестерпимо-яркий, похожий на день уходящего бабьего лета. Звенели колокола.

Бом-бом!

Я поднялся по ступенькам, отчего-то обернулся, посмотрел вниз и вдаль. Пречистенка, в будни запруженная людьми и автомобилями, субботним утром казалось спокойной, чуточку сонной, благочинной. Ещё накануне вечером она толкалась, щетинилась пробками, ревела клаксонами, мигала маячками. Я поднял голову. Вблизи при дневном свете храм казался ещё выше, монументальнее. Словно надменный исполин взирал на человеческий муравейник, сновавший у его подножья, шикарный, величественный, холодный, походивший более на роскошный дворец. Я замешкался в нерешительности: может, не стоит сразу лезть сюда? Попробовать прорваться на телевидение… Я колебался, поставив правую ногу на ступеньку, ведущую к входу, оставив левую на грешной земле, как снизу потянуло зябким ветром, и перед моим мысленным взором нарисовалась отвратительно ухмыляющаяся пепельная физиономия незваного ночного гостя:

– Что, струсил?

– Не дождёшься.

Стиснув зубы, сжав кулаки, я поставил левую ногу ступенькой выше.