Книга Рыжий - Джеймс Патрик Данливи

Я отплыл в пятницу

— День Распятия,

Со штормящими небесами,

Бьющими море.

И с сердцем,

Измученным приближением смерти.

25

Расстегиваю булавку. Блузка мисс Фрост. Свитер цвета ржавчины. Кладу одежду на стул. И, думаю, мне следует прикрыть свою наготу видавшим виды и сплошь покрытым пятнами макинтошем. Босиком иду по ковру и наступаю пальцами на нечто совершенно отвратительное.

Открываю дверь, выхожу в широкий коридор. Из-за угла появляется молоденькая горничная. Улыбка у нее приятная, но глаза слишком уж пристально рассматривают мои лодыжки.

— Вам принести банное полотенце, сэр?

— Ну, в общем-то…

Я несколько растерян и чувствую себя неловко, опасаясь, что от моих ног, быть может, плохо пахнет.

— Только одну минутку, сэр. Полотенца горячие и очень удобные.

— Хорошо. Горячие — это хорошо. Ванная вот здесь, да?

— Та дверь, что справа от вас, сэр.

— Спасибо, благодарю вас.

— Ну что вы, не за что.

Странности, свойственные этому типу девушек. На ее голове маленькая шляпка. Порывистые движения. Открываю неприметную дверь и включаю свет. В дальнем углу — пузатая объемистая ванна. Стул с пробковым покрытием. Краны. И все это гигантских размеров. Снять с себя водонепроницаемую одежду и оценить свою привлекательность. Полюбоваться собой в зеркале. Нет, я сложен совсем недурно. Правда, несколько располнел в талии. Напрягаю мускулы. О Боже. Мне нужно снова заняться спортом.

Он закрыл крохотное окошко, предварительно выглянув наружу, чтобы рассмотреть окна напротив. Огромный город. И я знаю, что в нем есть деловые люди. Мне это известно.

Стук в дверь. Такой звук раздается, когда хлопают в ладоши.

— Сэр?

— Одну минутку.

Открываю дверь. Обнаженное плечо. Прошу вас, не думайте, что мне не свойственна скромность. Юная женщина, известно ли вам, что вы играете в опасную игру? Я имею в виду, что нас, знаете ли, двое: один мужчина и одна женщина. Если говорить начистоту, то я не против овладеть тобой. По своей доброте, если не из каких-либо других побуждений.

— Вот оно. Большое и красивое. Дурацкими маленькими полотенечками не высушишь и муравья.

— Ха-ха.

— Довоенное, сэр.

— Искренне вас благодарю.

— Пожалуйста, искренне рада вам служить, сэр.

Берет полотенце, размером с небольшой ковер и закрывает дверь. Открывает краны, льется вода. Садится в воду, в этот горячий бальзам. Я — порождение многих трудных годов и холодных дней, когда я, плохо обутый и хорошо образованный, бродил по улицам, прячась за бочками, стенами и крепостными сооружениями, превысив мой кредит в банках, да и во всех остальных местах тоже.

Лежу в воде. Ничто не может сравниться с этим. Тело словно висит. Вчера вечером на главной палубе на корабле. Меня спросили, где я остановлюсь. Под кустом в Гайд-парке. Еще с поезда я увидел худосочные деревья. Мне было приятно увидеть так много улиц. Завтра я почитаю в газетах личные объявления.

«Джентльмен, отъезжающий на год за границу, желает вступить в контакт с человеком, любящим жить в сельской местности, стрелять из ружья и заботиться о поместье. Весь остальной персонал уже набран. Заинтересованное лицо должно отличаться любовью к животным. Солидное вознаграждение».

Огромная ванная комната согрелась. Я сижу на пробковом покрытии и тщательно вытираю между пальцами на ногах. В последний раз смотрюсь в зеркало. Думаю, от пара он стал больше.

Закутавшись в макинтош, заходит в комфортабельный номер. Большая двуспальная кровать, раковина и сверкающее в электрическом свете зеркало. Толстое, усыпанное цветами, одеяло. И даже ахминстерский ковер, такой, какой Скалли в глаза не видывал. Ирландцам и в самом деле свойственна некоторая претенциозность. Дорогой Эгберт, ты думаешь, я по-прежнему прячусь за занавеской?

А теперь позвольте мне здесь улечься. Не думаю, чтобы когда-либо прежде я бывал таким голым. Это наводит на мысли. О других. Лилли, в последнее время я подумывал о тебе. Не уходи в монахини.

Снимает телефонную трубку. Би-би, кпик-кпик.

— Я хотел бы поговорить с мистером МакДуном.

— Я сейчас проверю есть ли он.

С помощью этих машин для болтовни можно услышать немало интересного. Слышны шаги эльфа.

— Алле?

— Это Дэнджерфилд.

— Повторите еще раз.

— Это Дэнджерфилд.

— Повторите еще раз.

— Это Дэнджерфилд.

— А теперь, ради нашего Спасителя, который напрасно пролил свою кровь с отрицательным резус-фактором ради нас, несчастных, неужели ты и вправду в Лондоне?

— Да, Мак, это так. И скажи-ка мне, бывают ли здесь случаи насилия? Я-то ведь ненавижу насилие и тех, кто слоняется по улице, избивая до смерти униженных и угнетенных.

— Как только ты положишь трубку, я попрошу Парнела, волосатого короля убийц, чтобы он предупредил преступный мир, и ты сможешь ходить повсюду беспрепятственно, не подвергая себя риску.

— Я смогу у тебя остановиться?

— Именно остановиться. Если ты хочешь, я могу привесить тебя за горло к потолку. Мы снабжаем всех гостей крюками. А к потолку у нас приделаны небольшие колечки. Комнатушка крохотная, но я могу разместить до сорока гостей на ночь. Даже Ее Величество не придумала бы ничего лучше. Я, разумеется, сплю на кровати. Но поутру, при виде всех этих свешивающихся с потолка ног, возникает какое-то странное чувство.

— Ты хочешь сказать, что все это напоминает бойню?

— Именно так. Когда ты появишься?

— Прямо сейчас. Мне только нужно одеться, чтобы не появиться на публике нагишом.

— Ты знаешь, как до меня добраться?

— Знаю Мак, но это большая тайна. Никому ни слова. Буду через час.

— Красно-голубо-белый ковер будет постелен. При входе ты увидишь два огромных зверя. Засунь руку в пасть того, что слева, ничего политического в этом нет, и потяни за язык.

— Если он меня укусит, Мак, я тебя никогда не прощу.

— Пока.

— Бип-бип.

Боже праведный, я просто обезумевший жеребец с красными глазами. Хотела бы ты на меня взглянуть, Мэрион? Хотела бы? Я не зол. Я спокоен. Совершенно спокоен. Но когда ты явишься ко мне в «Мэйфеир», тогда, когда все уже будет так, как и должно быть, не пытайся поселиться у меня, потому что тогда все опять пойдет прахом. И не нервничай. Придет время наше, неверных, и ты получишь хороший пинок под зад. Сегодня вечером я выгляжу хоть куда. И щеки не такие бледные. Ноздри чуть дрожат от присущей мне чувственности. Из крана льется тоненькая струйка. И душистое мыло. Мэри, я тебя буду им мыть.