Книга Чудские копи - Сергей Алексеев

Но за последние дни, когда Лешуков вплотную столкнулся с тяжелым, словно асфальтовый каток, и волевым Ремезом, невзирая на триумвират, медленно подминающим под себя власть в компании, вдруг впервые обнажилась собственная беззащитность. Похищение сестры Балащука и дочери Казанцева еще укладывались в его сознании как особая, но всетаки оперативная комбинация. Но прозрачный намек на то, что подземелье, вырытое внуком, может случайно обвалиться, вдруг отозвалось щемящей душевной тоской. Пусть даже косвенная причастность к этому безвозвратно все изменит...

И к этой тоске внезапно притерлась еще одна мысль: что, если Абатуров не просто ушел со связи и где-то запропал? А уже давно почуял то же самое, оценил последствия и спрыгнул?..

Догадка показалась ему настолько реальной и так оцепенила разум, что он остановился на обочине и некоторое время сидел за рулем в звенящем, холодном отупении. Время на размышления можно было считать уже не часами и минутами, а километрами, которые оставались до Осинников. Просто сбежать, как это сделал бывший милиционер, Лешукову не позволяло достоинство чекиста. При этом он отчетливо понимал: как только они сойдутся с Ремезом в условленном месте, назад пути не будет. Бывший прокурор вынудит, заставит его подчиняться, а вся сила контрразведчика заключалась в умении тайного противостояния противнику...

Поэтому нужно было не стоять, а действовать. Для начала поспеть вперед Ремеза и выяснить обстановку.

Через десять минут Лешуков въехал в Осинники, покружив для порядка, издалека заметил, что законника на месте встречи еще нет, после чего направился поближе к дому матери Балащука. Он бросил машину за перекрестком, скрываясь от света фонарей, пробрался к дому своей новозавербованной осведомительницы и без стука проник во двор.

Было всего-то одиннадцать вечера, однако свет у Софьи Ивановны уже не горел, что сразу же насторожило: раньше полуночи она не ложилась, а иногда телевизор маячил до самого утра – соседка расписала весь режим дня.

Старуха приоткрыла дверь и поманила Лешукова в избу.

– Света сегодня и не зажигали, – сообщила она. – Не бывало такого...

– Может, внучку рано уложили?

– Когда Ульянку привозят, у них и до трех ночи скачки и дым коромыслом... Тут что-то не то. Весь день глядела, колготились. Веронка с Ульянкой в открытую гуляли! А ранее все тайком, по ночам. В семь Софья корову подоила, и больше никто на улицу не выходил.

– У них что, и корова есть?

– Им сегодня выдали! У нас все для богатых делается, и все даром. Им теперь сена дадут бесплатного... Пока Ульянкин хранитель травы накосил, корову в мастерскую поставил. Зачем, спрашивается? Когда у них скотный сарайчик есть?

– И охранник не выходил?

– В том-то и дело. Тихо у них как-то стало... Подозрительно! Я уж вас ждала!..

– Вот и хорошо, – обрадовался Лешуков. – Пойдите, спросите, как корова, много ли молока надоила...

– А я спрошу, будет ли продавать. – нашлась бабка. – И почем за литру. И банку возьму, если что, куплю...

– Посмотрите там, кто где находится, все ли на месте. Про Глеба поинтересуйтесь...

– Это само собой.

Старуха прихватила банку, взяла клюку и покопотила через улицу. Тем временем Лешуков позвонил Ремезу, который поджидал его в условленном месте и, похоже, нервничал.

– Сделаю еще пару кругов, – успокоил его чекист. – Проверю, нет ли слежки, и подъеду. Из машины не выходите, стекол не опускайте. Вас никто не должен видеть.

Разведчица вернулась неожиданно быстро, с пустой банкой и загадочно-хитроватым видом:

– Их и нет никого! Хранитель один спит на диване. Так и добудиться не могла.

– Совсем никого? – Лешуков ощутил волну смутных чувств.

– Будто сквозь землю провалились! Вместе с коровой!

– Если и впрямь сквозь землю?

– Я и в мастерской была. Люк открывала, звала – в погребе вроде пусто! А спуститься, хоть пять тыщ давай, – не стану...

– Огородами уйти не могли?

– Весь день наблюдаю! Мне все видать... Должно, и впрямь под землю!

Чекист, почти не скрываясь, перешел улицу и заглянул на двор Балащуков. Бабка двигалась за ним тенью и давала пояснения испуганным шепотом:

– Дверь открытую оставили. Все добро не тронуто... Людей нет и коровы! Хранитель один... Тут кругом одно колдовство!

Охранник и в самом деле спал на диване возле телевизора – в одежде, с плечевой кобурой, откуда торчала пистолетная рукоятка. На включенный свет не реагировал, дышал прерывисто, коротко, словно от волнения, хотя на лице выражалось полное умиротворение и блаженство.

Лешуков для очистки совести заглянул даже в подпол, затем осторожно спустился по ступеням в подземелье: луч фонарика выхватывал дощатые стенки и деревянные подпорки – ни души...

Бабка в присутствии его чуть расхрабрилась и тоже заглянула в люк.

– Далеко не ходи, – прошептала громко и до озноба проникновенно. – Коль под землю ушли – заклятье поставили! Обратно задом поднимайся и крестись...

У него и впрямь было желание перекреститься...

В офис они вернулись только утром и в том состоянии, когда не помогали даже ни многолетняя привычка к бессонным ночам, ни приобретенные опытом способности переводить свои аналитические возможности на второе дыхание. Кроме тех версий, что были выработаны в первые часы пребывания в Осинниках, другие в голову не приходили.

Далее начиналась неприемлемая их сознанием мистика, противоречащая природе оперативного мышления.

Не сговариваясь, они оба сходились на том, что исчезновение всей семьи Балащуков – дело рук самого Балащука. Или его конкурента и свояка Казанцева. Иначе придется поверить в нечистую силу, колдовство, заклятье, ушкуйников и всей прочей чертовщины, которую они слышали в последние дни. И, чтобы сохранить хоть какое-нибудь здравомыслие, они договорились не разъезжаться по домам, а отдохнуть по паре часов в кабинете и на посвежевшую голову составить хоть какой-нибудь план действий.

Однако замысел нарушила женщина. Едва они вошли в кабинет, как с проходной позвонила охрана и доложила, что на прием к руководству пришла весьма импульсивная и энергичная женщина по имени Эвелина Даниловна и требует немедленной встречи.

Лешуков был сыт по горло общением со старой девой, поэтому замахал руками, но Ремез уже распорядился пропустить.

– А если она что-нибудь знает? – спросил он. – Нет, ее надо послушать!

Профессорша вошла стремительной походкой деловой независимой женщины, правда, этому не соответствовал слишком яркий и броский наряд. На ходу она достала из сумки увесистый пакет и с презрением швырнула его на пол, к ногам Лешукова:

– Возьмите! И скажите спасибо, что я принесла это сюда, а не в прокуратуру!