Книга Тайное братство - Робин Янг

— А я слышала, что свои последние романсы вы откуда-то списали, — быстро проговорила Элвин.

— Что? — Глаза Пьера расширились. — Где вы это слышали?

— Кто-то сказал во дворце, — ответила Элвин, удивленная происшедшим в нем изменением. Исчезли вальяжность и томная поза. Он встревожился, как олень, почуявший охотника. — Кажется, горничная.

— И что именно эта горничная сказала?

— Что у вас есть какая-то книга, из которой вы читаете на представлениях. И эта книга вами похищена.

Пьер сильно сжал руку Элвин, заставив ее охнуть.

— Я не вор!

— Конечно, нет, — быстро ответила она, мотнув головой. — Я в этом уверена. Но такой слух ходит.

Он медленно отпустил ее руку, как будто опасаясь ее бегства.

— Я не вор. И не колдун, и не слуга дьявола.

Пьер подался вперед. Неожиданно он как-то скукожился, как будто из него выпустили воздух. Взгляд поблек, лицо сделалось унылым и вялым.

— Чужой успех не дает другим покоя. Зависть — самый страшный яд. Он проникает в сердца людей и превращает их в подлецов и негодяев. Полжизни я провел в поисках славы. И теперь, снискав ее, понял, что она мне больше не нужна. — Он посмотрел на Элвин. — Да, «Книга Грааля» написана не мной. — Пьер замолк, а затем добавил твердым голосом: — Но я ее не крал. Этот слух, как и все остальные, ложь, и я прошу вас больше его не повторять.

— Обещаю. — Элвин встала. Изменение настроения Пьера ее расстроило. Она не чувствовала больше возбуждения. — Извините. Мне не следует отнимать у вас время. Вам нужно готовиться к выступлению.

— Погодите! — крикнул Пьер, когда она направилась к двери.

Элвин нервозно обернулась.

— Не уходите. — Он грустно улыбнулся. — С тех пор как я появился во дворце, моего общества искали многие. Дамы, желающие, чтобы я обессмертил их в стихах; аристократы, стремящиеся заманить меня в гости, чтобы повысить свой престиж. Я начал опасаться предстоящего выступления перед этой хищной толпой во дворце, где меня однажды с презрением отвергли. Но ваше присутствие здесь и интерес к моему творчеству я с радостью приветствую. Извините, я не захотел продолжить разговор о «Книге Грааля». В пути меня преследовали не только вздорные слухи и злые обвинения, но также и твердое ощущение неотступной слежки.

— За вами следят? — Элвин притворилась шокированной.

Эврар рассказал ей, что посылал кого-то искать трубадура.

— На постоялых дворах, где я останавливался, путешествуя с юга, рассказывали о человеке, разузнававшем обо мне. Похож на чужестранца.

— Может быть, он просто хотел побывать на ваших выступлениях?

— Может быть, — неуверенно ответил Пьер. — Я ускользнул от него, поселившись на несколько недель в Блуа, у друга. — Он похлопал ладонью по скамье. — Может, сядете, леди?

После недолгих колебаний Элвин вернулась на скамью у окна. У нее появилась идея.

— Не могли бы вы дать мне одеяло? Я вся промокла.

— Конечно, — галантно отозвался Пьер и, стащив с кровати одеяло, осторожно обернул вокруг ее плеч.

Элвин сняла с головы мокрый чепец и, тряхнув локонами, заметила, как вспыхнули глаза Пьера. Она узнала этот взгляд. Так смотрели на нее многие мужчины — торговцы на рынках, стражники в дворцовых коридорах, Уилл, до того как начал подавлять в себе чувства. Ей это нравилось. Она ощущала себя непобедимой и одновременно желающей быть покоренной.

Всякий раз, встретив подобный взгляд, Элвин проникалась уверенностью, что в этом мире, где правят мужчины, и у нее, женщины, тоже есть сила.

Она улыбнулась и подвинулась ближе к Пьеру.

— Вы говорили о том, где черпаете вдохновение для стихов. Я мечтала прочесть хотя бы одно стихотворение.

— Сейчас, — сказал Пьер. Его глаза снова засветились. Он подошел к кровати, вытащил из вещевого мешка книгу и пачку пергаментов. Книга полностью соответствовала описанию Эврара. Пьер положил «Книгу Грааля» на скамью рядом, а пачку пергаментов протянул ей. — Вот мои стихи.

Элвин с трудом оторвала глаза от книги. Прочла несколько стихов, написанных аккуратным почерком. Все посвящены женщине по имени Катерина. Ее поразила их глубокая чувственность.

— Ваши стихи… в них столько страсти, — проговорила она, возвращая листы. Ее щеки горели.

— Подобная страсть ныне не в чести. Я их не могу читать на выступлениях. — Пьер грустно посмотрел на пергаменты. — В прежние времена поэты, чьи стихи вы читали, могли себе позволить выразить страсть. Они писали о медленном болезненном восторге постижения любви, муке ожидания, наслаждениях сердца и плоти. Но теперь в моде галантность. Теперь поэты воспевают отказ от удовольствий и воздержание от желаний. Прежде мужчина из любви к прекрасной даме отбрасывал все мысли о грехе. Теперь на первом месте благородство. — Он покачал головой. — Но любовь невозможно запереть в клетку. Она не знает греха, не разбирает, дозволенная страсть или нет. Любовь — дикое ненасытное существо, не ведающее сдержанности.

Элвин молча кивнула. Пьер взял «Книгу Грааля», начал перелистывать страницы. Время от времени унылый дневной свет оживляли яркие вспышки золотой фольги, из которой были выполнены заставки.

— Это книга моего брата. Я взял ее после его смерти две зимы назад. Использовал кое-что оттуда, чтобы обновить историю о Парсивале. Книга помогла мне добиться славы. И, может быть, это позволит однажды обнародовать стихи о нем. На мои выступления собираются огромные толпы.

— Ее написал ваш брат?

— Нет. — Пьер устало усмехнулся. — Антуан не мог написать даже свое имя. Мой брат торговал вином.

— Как же она к нему попала?

Пьер посмотрел на нее:

— Я полагаюсь на вашу осмотрительность и благоразумие.

— Можете не сомневаться, — пробормотала Элвин. Чувствуя сомнение Пьера, она заговорщицки тронула его за колено. — Никто не узнает. Обещаю.

Пьер улыбнулся.

— Он нашел ее на пороге своего дома. Да-да, все так и произошло. Полагаю, моя версия про принесшего ее ангела звучит менее абсурдно, не так ли? Не стоит спрашивать, как она там оказалась, я этого не знаю. Однажды утром, много лет назад, брат открыл дверь и увидел книгу. Показал мне ее, когда я у него гостил. Я просмотрел, но в то время охоты читать не было. После того как мне отказали в выступлениях при королевском дворе, я вернулся в родительский дом в Понт-Экве, где отец начал заставлять меня работать на земле. Посчитал крестьянский труд более подходящим занятием. Поэзию он не понимал, считал ее глупой блажью. Презрение, с каким отнесся король к моим стихам, раздавило меня, и я, признаюсь, начал верить отцу. Но заставить музу молчать невозможно. Когда Антуан умер, мы с отцом приехали в Париж уладить дела с его имуществом, и я забрал книгу. И не пожалел. Книга послужила богатым источником вдохновения. — Пьер опустил глаза. — Мне улыбнулась удача, на которую я уже и не рассчитывал.