Книга Против ветра! Андреевские флаги над Америкой. Русские против янки - Владимир Коваленко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но он знает, что ждет армию Северной Виргинии — в том случае, если все пойдет по планам. А планы рушатся. Еще месяц назад по городу прошли батальоны тяжелой артиллерии — понадобились там, на севере. Это вам не наспех сколоченные маршевые роты из недавних невольников! Алые кепи, серые с отсинью шинели, блеск медных пуговиц. Как они печатали шаг! Шли по струнке, не заваливали…
Но если из города ушла бригада Крачфилда, кто остался? И что будет в том случае, если планы Томаса Джексона рухнут окончательно?
Это он не пишет даже Берте. Зато тихо, исподволь, напоминает газетчикам и политикам о Москве и Наполеоне. Последнее время такие речи начинают встречать все больше интереса. Хоть какая надежда на то, что в случае если Каменная Стена рухнет, синие дивизии не окажутся в Европе. Может быть, это плохие дивизии. Но их много. Очень много!
Колоколов не было — давно превратились в полевые орудия, в пояски на снарядах. Ближе к путям их неплохо заменили паровозные гудки — протяжные, полные тревоги, словно машины перепуганы, того и гляди замечутся, поднимутся на дыбы… Их можно понять — враг появился там, где не ждали.
Был всего лишь — запыхавшийся человек. Была бумажка с закорючкой-факсимиле. Сухие после бессонной ночи над бумагами глаза разобрали главное: «всем, способным носить оружие…»
Значит, Макклеллан все-таки оказался достаточно хитер и достаточно силен. Поднять управление — пятнадцать человек, из них шесть офицеров. «Ле Мат» — на пояс. Кортик — без крестика белой эмали, все недосуг заказать, зато с черно-оранжевым темляком. Шляпу… строки писем Берты смеялись над конфедеративным страусиным пером, выдернутым из индюка. Но неписаные обычаи южной армии сложились с традициями русского морского офицерства. Тут уж деваться некуда — хочешь не хочешь, а форму одежды ты должен нарушить. Жертвой стало кепи, вправду уродливая штука.
Что потом? Улицы. Спешащие люди. Алексеев и не думал, что в Ричмонде осталось столько мужчин! Прятались — на заводах и в учреждениях. Работали за себя и трех парней на передовой. Конечно, на вокзале оказались и господа с белым билетом — не все, и уж точно не те, кто медицинское заключение купил. Были и черные слуги. Вспомнился Уэртов дворецкий Джеймс. Подойди янки к Чарлстону — он что, остался бы в стороне? Вряд ли.
Форма? У тех, у кого есть форма, и оружие есть. Для остальных открывает двери арсенал. То, что не пригодилось ополчению. Но даже гладкоствольные мушкеты времен Отечественной войны — не беда. Вокруг собирается не армия, толпа. Умереть — и то сумеют не все… Или это морские предубеждения? Все-таки на море воюют люди, работающие с машинами, и результат боя определяется слаженностью действия машин и умением их верно применить…
Толпа размыкается перед вороным конем, знакомый всадник роняет четкие команды. Черная борода, холеные усищи, надвинутая на умный лоб шляпа — преемник павшего в прошлом году Джеба Стюарта, Уэйд Хэмптон принял командование защитой города на себя. Маленькая свита мгновенно исчезает, в коротких выкриках рождаются добровольческие полки и легионы — на одну операцию. Вот он летит мимо… Нет, придерживает коня. Виделись в Белом доме — только он, конечно, запомнил русского, в черном и без шляпы.
— Полковник, артиллерист? Отлично. Видите — я здесь, но не при корпусе. Придется поработать ополчению… У меня не хватает командира бригады. И эту дыру заткнете вы! Черт, почти как в шестьдесят первом…
Только с той стороны на сей раз будет не малообученная толпа, а ветераны потомакской армии. Кажется, впереди бойня! Можно сказать, что ты моряк. Что ты русский. Но… зачем тогда ноги принесли тебя сюда, где фыркают паровозы?
— Слушаюсь, сэр. В шестьдесят первом вы им задали!
— Точно. Да вы чарлстонец! И венок на груди… Значит, сегодня мне везет! А янки нет.
Гримасу человека, потерявшего от пуль янки двух сыновей, родного и приемного, трудно назвать улыбкой. Оскал — вот так будет верней!
Бригада? Кусок толпы, разделенный на подобия полков. На формирование — часы, если не минуты. Но командиры рот выбраны добровольцами. Горячие лица жаждут драки. Офицеры управления живо занимают должности выше, нижние чины становятся сержантами и порученцами. Теперь можно попытаться построить бригаду. Вышло? Попробуем сдвинуть с места. И это смог? Теперь доведи до вагонов…
Потом? Алексеев вспоминал обрывки, похожие на картины, набросанные полуслепым мастером: все верное, все живое, все дышит угольным дымом, промозглым ветром, пороховой гарью. Вкус земли на губах, хруст песка меж зубов.
Скрежет тормозов. Склизкая насыпь. Люди, еще недавно лишь чуть помятые, в мгновение ока обращаются в изгвазданные по уши фигуры. Чехлы долой! Ричмонд нашел достаточно флагов, которые теперь, освященные вражескими пулями, превратятся в боевые знамена.
Всадник — мундир внутреннего охранения, в руке карабин.
— Они разрушают пути… — и зачем-то прибавляет: — Я здешний учитель.
В бинокле — суетящиеся во влажной мороси синие тени.
Янки еще не врылись в землю… Значит — атака. То, что у него под командой вместо бригады, похоже на прусский ландвер времен Блюхера: «умеют исполнять два маневра — беспорядочное наступление и безудержное бегство». Что ж, можно испробовать первое. Знамена вперед. Строить линию. Странно, что вбитая в Морском корпусе шагистика пригодилась. Теперь…
Пули свистят не страшней тяжелых снарядов. И вообще, для русского моряка ходить в штыковую — нормально. Бирилев ходил, десять пушек взял на штык под Севастополем. Вот рядом рухнуло знамя… кто-то поднял.
— За мной, за мной! В штыки!
Борегар рассказывал про Булл-Ран — первую битву, в которой с обеих сторон сражались неопытные, неорганизованные армии. Если наступающие остановятся, значит, побегут. До штыков не дойдет, но если янки покажут тыл, тогда и настанет пора стрелять. В спины. А пока… Знамя упало. Рядом — инерция сильного тела. Офицер — на вороте по звезде с каждой стороны — бросает поводья, ловко соскакивает с коня. Сущий кентавр!
— Генерал говорит — ваша бригада покрыла себя славой. Наступаете, как ветераны…
Подхватывает знамя, сообщает:
— Майор Тарлтон. Откомандирован в ваше распоряжение…
И падает навзничь. Шелк опадает вслед за ним, к древку не тянется ничья рука… Если его никто не подхватит, бригада побежит. Пока люди видят знамя бригады — они идут за ним. Без знамени останутся сами по себе. Отдельные полки, роты, солдаты. И им станет куда труднее делать шаг в бесконечность, пропитанную тающим на лету снегом и пулями.
Древко словно само в руку легло, зато полотнище оказалось неимоверно тяжелым. То ли от падающей с конфедеративно-серых небес влаги, то ли от крови тех, кто нес его в начале пути.
— За мной!
Удар. Наплывающая тьма. Чьи-то руки, понесшие знамя с Андреевским крестом дальше. Там, впереди — две блестящие полоски металла. Полотно железной дороги. Широкое. Русского стандарта!