Книга Эпидемия. Начало конца - Стив Альтен

Все замерло без движения. Хаос мегаполиса растворился. Лишь свист ветра да гудение нескольких моторов, сжигающих остатки бензина.

— Вирджил! Что здесь произошло?

Бородатый старик прижался лицом к стеклу ближайшего внедорожника.

— Чума, — наконец произнес он.

Сжимая в руках деревянную коробочку с вакциной, Шеп шел между неподвижно застывшими машинами. Это зрелище несколько отличалось от увиденного ранее, предшествующие трагедии события, без сомнения, развивались следующим образом. Заблокированные в бесконечной автомобильной пробке десятки тысяч раньше незнакомых людей выходили на обочину автострады, делились своим недовольством с товарищами по несчастью, обсуждая сложившуюся ситуацию; возможно, угощали друг друга едой и питьем. Когда солнце скрылось за горизонт и день сменился ночью, их злость уступила место отчаянию. Похолодало, и теперь люди прятались в своих машинах. Те, кто подхватил чуму, заразили остальных.

«Коса» действовала быстро и безжалостно. Каждое транспортное средство стало инкубатором для болезни. Снабженные вентиляционными системами замкнутого цикла транспортные средства гарантировали распространение заболевания среди своих пассажиров.

Увиденное шокировало. Родители, сжимающие своих детей в последнем объятии. Старики, завернувшиеся в одеяла. Бледные лица застыли с выражением безмерного ужаса и боли. На посиневших губах запеклась кровь. В салонах машин валялись раскиданные вещи, лежали трупы домашних любимцев.

Дорога человеческого горя. Дорога смерти.

Внезапно все вокруг показалось Патрику до боли знакомым.

Под действием вакцины ночь превратилась в день, а зима — в лето.

Вместо свитера на Патрике Шеперде был бронежилет. Искореженный протез превратился в настоящую руку из плоти и крови, в которой он сжимал автоматическую винтовку М16А2.

Ирак. Палящее солнце над пустыней. Шоссе. Над покореженными, почерневшими от копоти машинами поднимается дым. В воздухе запах горелого человеческого мяса и бензина. Черный дым над оранжевыми языками пламени. Повсюду части человеческих тел. Начиненные взрывчаткой автомобили превратили стихийный рынок в кровавую баню. Толстые стволы пальчатых финиковых пальм, посаженных вдоль шиитского анклава, испещрены осколками разорвавшихся неподалеку гранат. Стреляли из гранатометов. В тени пальм лежит двадцать один труп — мужчины, все здешние крестьяне, которых люди в форме солдат иракской армии выволокли из домов и безжалостно расстреляли.

Сержант Шеперд осматривает убитых. Дуло его винтовки, как на учениях, поворачивается в направлении малейшего движения. Он оборачивается налево. Кончик указательного пальца правой руки слегка касается спускового крючка. В прицеле автоматической винтовки оказывается шиитка в черной парандже. Она истошно голосит над изувеченным телом мертвого сына, вытирая кровь с его обожженного лица.

Сержант Шеперд идет дальше. Убитой горем матери он ничем помочь не сможет.

Паранойя придает уставшему от тяжелого снаряжения телу новые силы. Сознание изнемогает от недосыпания. Издали слышен женский крик, но этот звук существенно отличается от выражения горя лишившейся сына матери. Там происходит нечто ужасное.

Отделившись от группы своих людей, сержант Шеперд входит в здание сгоревшего полицейского участка. Он делает вид, что не слышит команд в наушниках шлемофона. Стены строения испещрены осколками, потому что полицейский участок был одной из важных целей нападения суннитских боевиков. Сержант пересекает заваленное поломанной мебелью помещение, направляясь к комнате в задней части здания.

Там трое мужчин и… девочка. На вид лет четырнадцать-пятнадцать. Окровавленная кофточка разорвана на груди. Ниже талии — нет одежды. Она лежит животом на столешнице.

Насильники — члены ветви иракской службы безопасности, организации перебежчиков с подмоченной репутацией, не раз подозревавшихся в том, что они покрывают «эскадроны смерти» религиозных фанатиков. Один мужчина насилует девчонку сзади. Его штаны сползли до лодыжек. Он держит ее за волосы. Его двое товарищей в полном вооружении ждут, словно животные, своей очереди.

Темные глаза и дула винтовок встречают непрошеного гостя, вторгшегося в этот вертеп беззакония.

Напряжение, впрочем, моментально сходит с лиц иракцев. Насильники, ободренные общностью мужского начала, нервно улыбаются американцу.

— Ты хочешь эту суннитскую сучку?

Голос в наушниках шлемофона приказывает Шеперду уходить:

— …не ваша война, сержант. Немедленно покиньте помещение!..

Его запятнанная, но не заскорузлая совесть против этого. Он не знает, что делать.

Девчонка просит о помощи. Ее слова не требуют перевода с фарси.

Кровь стучит в висках. На акт беззакония нужно реагировать немедленно, но Патрик понимает, что его следующий опрометчивый шаг запустит череду событий, которые, скорее всего, закончатся его смертью и, возможно, смертью этой девочки.

Правая рука вздрагивает на патронной обойме. Указательный палец ложится на курок. В темных глазах иракцев вспыхивают огоньки беспокойства.

— Сержант Шеперд! Докладывайте немедленно!

«Господи! Почему я оказался здесь?»

— Шеперд!

После минутного колебания он выходит из помещения полицейского участка…

День сменился ночью. Холодный декабрьский ветер вызвал дрожь во вспотевшем теле.

— Сержант!

Патрик повернулся к Вирджилу. В глазах мужчины блестели слезы.

— Я ничего не сделал… Я должен был их всех убить… — проговорил он.

— Кого убить? Кого ты должен был убить?

— Солдат… В Баладрузе… Они насиловали девчонку, а я стоял и… ничего не делал…

Вирджил помолчал, обдумывая, что сказать.

— Думаешь, эти люди заслужили смерть? — наконец спросил он.

— Да. Нет. Я не знаю… Трудно сказать… Баладруз — шиитская деревня. Когда мы туда прибыли, повсюду валялись трупы. На селение напали сунниты. Девчонка тоже была сунниткой, но… есть ведь законы… В Ираке не было законов, не было правил. Вчера мы воевали против шиитов, сегодня — против суннитов. И всегда гибли невинные люди. Их убивали, словно овец. Местные жители смотрели на наших солдат с немым укором, словно это мы во всем виноваты. Мы старались делать вид, что это не так, но в глубине души понимали, что они правы. Уже более миллиона человек погибли с начала войны. Иногда я задавал себе вопрос: «Почему я здесь?» Ведь эти люди не нападали на мою страну. Саддам… Он, конечно, настоящий злодей, кровавый ублюдок, но и мы не ангелы. Убийство остается убийством независимо от того, кто нажимает на курок.

— В тот день ты испытывал ненависть к этим людям? — спросил Вильям.